УСТОЙЧИВОЕ РАЗВИТИЕ

(теоретико-методологический анализ)¹
В.И.Данилов-Данильян
Проблематика устойчивого развития активно обсуждается в на­уч­ной прессе (например [1–5]), в публицистических изданиях, на все­воз­можных наци­ональных и международных конференциях. Устой­чи­во­му раз­витию был посвящен крупнейший форум начала века – Все­мир­ный саммит в Йоханнесбурге (26 августа – 2 сентября 2002 г.). Од­на­ко об­ще­принятое опре­де­ление понятия устойчивое развитие отсут­ст­ву­ет. От­части по этой причине диспуты по устойчивому развитию на­по­­ми­на­ют иногда диа­лог глухих. Но разноголосица обусловлена не толь­­ко тем, что пред­мет обсуждения не­до­статочно определен, посколь­ку ясно, что, какую бы дефиницию ни за­фиксировать, многие все равно бу­дут тол­ко­вать предмет «по-сво­е­му». Дело еще и в трактовке содер­жа­ния по­ня­тия, его объема. В статье предпринята попытка про­ана­лизи­ро­вать понятие устойчивое развитие, уточнить его объем, на этой основе сформу­ли­ровать новое определение и получить из него неко­то­рые выводы.

1. Устойчивость и выживание

Часто дискуссии об устойчивом развитии вырождаются в споры о словах. Критикуют русский перевод английского sus­tain­able de­velop­ment, и в самом деле, устойчивое неадекватно отражает смысл sus­tain­able. Но дело не в переводе, а в том, как мы договоримся по­ни­мать тер­мин. Пере­во­ды sus­tain­able на другие языки то­же не слишком хороши: если бук­валь­но пере­трансли­ро­вать на рус­ский, получается не­сдвига­емое, твер­дое и т.п. Русский ва­ри­ант – один из самых удач­ных. Кроме того, мно­гие «носители» англий­с­ко­го языка недовольны исходным анг­ло­языч­ным термином – sust­ainable de­ve­lop­ment. Совсем некстати, если у нас вместо устойчивое насильно внедрят, например, непрерывно под­дер­живаемое дол­го­вре­менное или какую-нибудь другую неудобицу (впо­лне точную по смыслу), а «у них» пере­й­дут от sustainable, напри­мер, к stable.

Критики утверждают, что слова устойчивое и раз­ви­тие проти­во­речат одно другому, что развитие в принципе не может быть устой­чи­вым, «от чего-то надо отказаться: либо от развития, либо от устойчиво­сти» [6, с. 140]. Однако с философской точки зрения развитие – ча­ст­ный случай движения, когда возрастает сложность, уровень орга­ни­за­ции си­стемы, уменьшается ее энтропия. С другой, тоже философ­с­кой, точки зре­ния дви­жение – частный случай развития. Для на­ших целей не тре­буется разрешать этот философский спор: важно, что понятия раз­ви­тие и движение по смыслу очень близки, а устой­чи­во­сть движения – одно из важ­нейших понятий в математике.

Существует несколько определений устой­чивости движения. Так или иначе, движение в математике обыч­но ото­ж­дествляется с из­ме­не­нием, а устойчивость – с инва­ри­ант­ностью, т.е. сохра­нением ка­кого-ли­бо свойства, от­ношения, ограни­че­ния постоян­ным (инвариантным) при лю­бых из­ме­нениях из конкрет­ного фик­си­ро­ванного класса – полный произвол не есть объект изуче­ния науки. (Бо­лее строго: устойчивость означает, что неко­торые вы­сказывания о системе остаются ис­тин­ными при всех ее изменениях, при­надлежащих заданному мно­жеству.) Все из­­ве­ст­ные профес­си­о­наль­ные рассуждения об устойчивом развитии по сути полностью соответ­ствуют такому пониманию.

Согласимся с тем, что развитие (цивилизации, страны, региона, со­ци­альной группы, экономической системы и т.д.) в сколько-нибудь обо­зримый период времени является устой­чивым, если оно сохраняет не­кий инвариант, т.е. не меняет, не подвергает угрозе какое-либо свой­ст­во, объект, отно­шение, огра­ничение (имеются и другие подходящие к случаю слова). Ко­неч­но, речь должна идти не о чем-либо малосуще­ст­венном, а о са­мых главных аспектах су­ще­ствования той си­сте­мы, устой­чивость раз­вития которой нас инте­ре­сует. И важнейшая теоретическая про­б­лема состоит именно в вы­яв­лении главного для данной системы, то­го, что при любых «поворотах» должно быть сохранено. Лег­че с опи­санием множества рассматриваемых изменений: это те из­ме­не­ния, ко­то­рые вызы­ва­ют­ся действиями людей этой системы (в случае циви­ли­зации – всех людей), или те внешние влияния, которые могут быть пред­отвращены, хотя бы осла­блены в результате их действий.

Даже если сказать, что главное – выживание системы, то не все­­гда просто понять, что это такое. Конечно, нет особой проблемы уяснить, о чем идет речь, если дело касается человечества в целом или этноса (а также любой другой системы, за­дан­ной биологически, т.е. че­рез жизнь, недаром использовано слово вы­жи­вание). Но уже в слу­чае отдельной стра­ны по этому поводу легко задать вопросы, на ко­торые очень не­про­с­то найти убе­ди­тель­ные ответы. Если же рас­смат­ривать си­сте­мы по­мель­че, то едва ли не главной трудностью ста­новится точное опре­де­ле­ние системы. Возь­мем фирму. У нее мо­гут меняться «лэйблы» про­дук­ции, ассортимент выпуска, название, ме­неджмент, устав, стра­­на реги­стра­ции, собственник, прои­звод­ст­венные фон­ды, про­филь, пол­ностью весь персонал… Где тот ин­ва­риант, при со­хранении которого можно ска­зать: фирма выжила? Или – почти то же самое – что такое фирма?

На верхнем уровне, для цивилизации в целом, устойчивость – по­ч­ти синоним выживания. Но любая попытка спуститься на один или не­сколько уро­вней и со­от­ветственно редуцировать эти понятия натал­ки­ва­ется на сложнейшие проблемы. В частности, появляются не только «внут­ренние», собственные критерии, но и «внешние» – с позиций над­си­сте­мы. Априори они редко бы­вают согласованными, рас­счи­ты­вать на стихию или на нечто подобное «невидимой руке» не при­хо­дит­ся – уже ясно, что человек и создаваемые им структуры при стихийном развитии уничтожат среду своего обитания, если не по­гиб­нут раньше под дей­ст­ви­ем деструктивных социальных сил. Гло­баль­ная неустой­чи­вость ци­ви­ли­зации обусловлена действиями ее под­систем и элементов, иг­но­ри­ру­ющих императив устой­чивости (выживания) це­ло­го. Про­бле­ма в том, чтобы согла­со­вать внешние и внутренние кри­терии, следуя прин­ципам гуманизма, уважая права людей и народов.
2. Направления анализа устойчивого развития

Начинают обычно с экологического направления анализа, а ес­ли иметь в виду строгие научные положения, то им же, как пра­вило, и за­кан­чивают. В «Кон­цепции перехода Российской Федера­ции к устой­чи­вому раз­ви­тию» (утверждена Указом Пре­зи­ден­та Россий­с­кой Феде­ра­ции № 440 01.04.1996, в дальнейшем – «Кон­цепция», пол­ный текст приведен, в частности, в [5, 6]) имеется сле­дующее опре­де­ле­ние (разра­бо­танное рос­сийскими ис­сле­­до­ва­те­лями): «Устойчивое развитие – это стабильное социально-эко­номи­че­­ское развитие, не раз­ру­шающее своей природной основы». Далее в «Кон­цепции» отмеча­ет­ся, что для этого необходимо не превышать хо­зяй­­ственную ем­ко­сть биосферы.

Уже отсюда ясно, о каком инварианте идет речь. Это – хозяй­ст­вен­ная (она же – несущая, или эко­ло­гиче­ская) емкость биосферы, ко­­торая выступает как ограничение, как пре­дел, который нельзя превосходить при развитии цивилизации. В суще­ст­во­вании этого предела убеждает про­­стейшее рассуждение: если заас­фаль­ти­ровать всю сушу и ис­т­ре­бить всю океаническую биоту, то жизнь на Земле, в том числе и че­ло­ве­че­ская, конечно, прекратится. Но такой объем воздействия взят с ко­лос­саль­­ным «запасом»: для то­го чтобы пол­ностью деста­би­ли­зировать био­сферу и вызвать в ней необратимые из­менения, ко­то­рые переведут ее в непригодное для жизни человека со­сто­яние, ну­ж­но гораздо меньше. Сколько? Какова хозяйственная ем­кость био­сферы?

Оценки (например [3]) известны. С ними мож­но соглашаться или не соглашаться, но это уже количественный ас­пект. Качественно су­ще­ст­вование предела допустимого воздействия че­ло­века на биосферу со­мне­ний не вызывает. Постановка задачи о количественных параметрах в принципе ясна, хотя никто не скажет, сколь­ко времени, денег и умов надо для ее полноценного решения (напомню, что в начале «Ман­хет­тенского проекта» Р.Оппенгеймер оценивал в порядок разброс ответов на те же вопросы относительно создания атомной бомбы).

Гораздо менее ясной представляется ситуация с другими напра­вле­ни­ями анализа устой­чивого развития. Следуя [1], наряду с эко­ло­ги­че­с­ким вы­де­ля­ют еще два: эко­номическое и социальное. Сам по себе пе­ре­ход к ним очевиден: если проблемы вза­­­имодействия че­ловека с при­­родой порождены развитием ци­ви­лиза­ции, то и решать их сле­дует со­ци­­аль­ны­ми и экономическими методами. Однако этот напраши­ва­ю­щий­­ся шаг в рас­суж­дениях почти ничего не рас­крывает по суще­ству про­­блемы, фик­си­руя внимание на самых эле­мен­тарных вещах.

Социальное и экономическое в анализе устойчивости во многих слу­­­чаях очень трудно разделить. Дифференциация стран по уро­­вню бла­­госостояния, бедность и ни­ще­та, мигра­ци­он­ные процессы, интен­си­вность меж­реги­­ональных взаимодействий – это социальные или эко­но­ми­ческие про­блемы? Кро­ме того, здесь по сути нет никаких надежных количе­ст­вен­ных кри­териев – оценок устойчивости. Не имеют от­ве­тов во­просы о том, надо ли выделять как самостоятельные направления анализа устойчивости демографическое и политическое, про­блемы тер­ро­ризма, разо­ру­жения и пр., либо рассматривать их как ча­стные в со­ставе социального и экономического. Нам неизвестны инварианты со­ци­ально-экономической систе­мы, ко­торые должны быть сохранены при всех ее изменениях. С чем можно смириться, а с чем – нет, подвергая многокритериальному ана­лизу ва­ри­анты будущего? «Сколько стоит» уступка по од­ному кри­те­рию в сра­в­нении с приращением другого?

Нельзя принять популярную идею, которую отстаивал, в част­но­с­ти, Н.Н.Моисеев: «последующие поколения должны иметь те же по­тен­циальные возможности в использовании ресурсов планеты, что и по­ко­ления, ныне живущие» [7, с. 102]. Казалось бы, здесь указан кон­к­рет­ный инвариант (хотя и трудно опреде­ля­е­мый количественно). На самом деле «по­тен­циальные возможности в использовании ресурсов пла­неты» мо­гут быть оди­на­ковыми для раз­ных поколений только в слу­чае, если невос­про­из­во­ди­мые ресурсы вообще не используются (и это – всего лишь необ­хо­димое, но еще не достаточное условие). Каждое изъ­я­тие не­воспроизводимого ресурса из природной системы необратимо умень­шает «потенциальные воз­можности» «последующих по­ко­ле­ний».

Устойчивость часто отождествляют с возможностью движения «по накату», с инерционностью развития. По­ка система не столкнулась с внешними или внутренними ограни­че­ни­ями, ориентация на инерцию работает как стабилизирующая, охрани­тель­ная. Но как только начинает ощущаться воздействие новых ограничений, она становится губитель­ной, не только не стабилизирует, но раска­чивает систему.

Инер­­ция особенно сильна тем, что создает условия, при ко­то­рых в краткосрочном аспекте выгодно только то, что ей со­от­вет­ствует, а не со­ответствующее требует значительных первона­чаль­­ных уси­лий, пре­жде чем само станет компонентом но­вой инер­ции в изме­нив­шейся си­стеме и начнет действовать как средо­обра­зую­щий фактор. В экономике это явление хорошо изве­ст­но как началь­ный инвести­ци­он­ный барьер, ко­­­торый приходится пре­одолевать ка­ж­дой принципиально новой тех­но­ло­гии. Чтобы пой­ти про­тив инер­ции, нужна осо­бая даль­но­зоркая муд­рость в соче­та­нии с реши­тель­ностью, политической волей. По Л.Н.Гу­милеву [8], для преодоления инер­ции требуется пас­си­онар­ность, но, пожалуй, это не­что иное, она хороша на про­сторе, а не в про­кру­сто­вом ложе огра­ничений, налагаемых природными и социаль­ными за­конами.

3. Устойчивость биоты и устойчивость цивилизации

Итак, относительно просто понимаемый случай – когда при раз­ви­тии системы необходимо соблюсти огра­­­ничение, известное хотя бы ка­че­­ст­вен­но (таков экологический аспект устойчивости); конечно, от по­ни­­ма­ния до выполнения надлежащих действий очень далеко. Ку­да сло­ж­нее, если нет никаких внятных пред­ста­влений об ограничениях – си­туация, характерная для социального, экономического и прочих на­пра­влений. В качестве первого ша­га к про­яснению во­проса обратим вни­мание на су­ще­ст­ву­ющие механизмы обес­печения устой­чи­во­сти.

Начнем с аналогии, точнее – контраналогии. Одна из острейших гло­бальных экологи­че­с­ких про­б­лем – со­хра­не­ние биоразнообразия. Пер­воначально это по­ня­тие опре­­­делялось через видовое и внутри­ви­до­вое разнообразие, но постепенно стало ясно, что обес­пе­чить так пони­ма­е­мое био­разнообразие можно только при до­­ста­точ­ном богатстве эко­си­стем, ибо вне экосистемы ни один вид не су­ще­ствует. Каждая эко­си­стема – своего рода механизм для со­хранения всех входящих в нее видов, для воспроизводства усло­вий их су­ще­ст­во­вания. Вместе с тем и каждый вид – необходимый эле­мент со­от­вет­­ствующей эко­системы и вносит свой вклад в обес­пе­чение ее устойчивости. Таким об­­ра­зом, со­хранение разнообразия эко­­систем – задача, взаимо­со­пря­жен­ная с сохранением видового (и вну­т­ривидового) разно­об­разия. В свою оче­­редь, для устойчивости любой экоси­сте­мы необходимым (но не до­ста­точ­ным) условием яв­ля­ется устой­чивость системы жизни в це­лом – биоты. При этом и каждая экосистема вно­сит свой вклад в обес­пе­чение устой­чи­вости био­­­ты, так что она мо­жет рассматриваться как сво­его рода механизм для со­хранения всех составляющих ее экосистем.

Если, исследуя биоту, фиксируют внимание на механизмах и фак­торах, обеспечивающих устойчивость, то применительно к челове­че­­скому обществу, скорее, на­оборот: чаще говорят о поро­ж­да­е­мых самим человеком фак­торах и ме­ханизмах неустойчивости. Выде­ляя в природ­ной ие­рар­хии структурные единицы (от экосистем до ор­ганизмов), мы одновременно получаем контуры (если не принципы работы) хотя бы некоторых ста­билизационных механизмов. Конста­ти­руя конкурентное взаимодействие со­об­ществ организмов, мы видим в нем важнейший принцип организации биоты, направленный на повышение ее устой­чи­вости, обес­пе­чивающий оптимальные условия для про­дол­жения жизни.

При исследовании цивилизации при­ходится делать принци­пи­аль­но иные, часто противоположные заключения. Ни одна часть циви­ли­за­ции не может рас­сматриваться как ста­билизирующий ее фактор. Даже если какая-либо страна (группа стран) осуществляет те или иные фун­к­ции по обеспе­че­нию устой­чивости развития, ее стабили­заци­он­ные уси­лия сосуществу­ют с факто­ра­ми, кото­рые од­но­­значно мож­но ква­­лифи­ци­ровать как дестабили­зи­ру­ющие. Практически любая страна, любое со­бытие, лю­бое на­пра­вле­ние раз­вития могут быть взяты в качестве при­меров по­доб­но­го дуа­лизма (ес­ли не полного негатива). Конкурентные отно­ше­ния ци­ви­ли­за­ци­он­ных подсистем ока­зы­ва­ют­ся едва ли не глав­ным ис­точ­ни­ком неустой­чи­вости современной циви­ли­за­ции. Такое по­ло­­же­ние ве­щей приводит мно­гих в состояние паники перед проблемами устой­чи­вого раз­ви­тия и их отторжению.

Может быть, самое радикальное отличие человеческого от до­че­ло­веческого – в механизмах обеспечения устойчивости. Если вспом­нить, что устойчивость и выживание – почти одно и то же, уди­вляться такому выводу нет причин. С функциональной (а не «ор­га­ни­за­ци­онной») точ­ки зрения основа стабилизационного механизма в биоте – генетическая па­мять. В цивилизации как надбиологической структуре она дополнена вне­генетической памятью – культурой.

Однако при этом человек остается существом биологическим, его ор­ганизм оптимально приспособлен именно к тем условиям, при ко­то­рых произошел вид Homo sapiens, но антропогенные изменения окру­жа­­ю­щей среды привели к таким сдвигам в ней, что она ока­залась явно не соответствующей биологическим кон­стан­там человека. Ес­ли же при­нять во внимание, что человек живет не в природной (пусть да­же силь­но деформированной), а в искусственной сре­де, то отличие ре­­альности от нормы окажется огромным. Это доказывается коли­че­ст­венно: число ге­не­тических отклонений в чело­веческой популяции быстро растет и стано­вится угрожающим фактором.

Из всего предшествующего следуют три аспекта, в ко­то­рых не­об­хо­димо обеспечить устойчивость развития цивилизации: во-пер­вых, охра­­на окружающей среды (гарантированное непре­вы­ше­ние ант­ро­­­по­генными воздействиями хозяйственной емкости биосферы), во-вторых, охра­на ге­но­­ма человека и его популяционного здоровья для пред­от­вра­ще­ния био­логического вырождения, в-третьих, форми­ро­ва­ние меха­низ­мов (социальных, экономических, политических и пр.), которые обес­пе­чили бы решение задач первых двух аспектов и гаран­ти­ровали от раз­ру­шения структур ци­ви­ли­за­ции, жизненно важных для нее.

На этой основе проблематика устойчивого развития струк­­тури­ру­ет­ся иначе, чем принято. Первый аспект, оче­видно, эколо­гиче­с­кий, вто­рой можно назвать социо-ме­дицинским (он ка­сается популяционного здо­­ровья вида Homo Sapiens), в третий целе­со­образно объединить все ос­таль­ные направления анализа устой­чивого развития, они (как от­ме­чалось вы­ше) очень тесно переплетены, назовем этот ас­пект социо-гуманитарным.

Где взять механизмы, которые обеспечили бы устойчивость раз­ви­тия цивилизации во всех трех аспектах? Существительное меха­низм (что делать, более подходящего сло­ва не знаю) подталкивает к гла­голу изобрести, но не стоит оболь­щаться соблазнами техно­ло­ги­че­ского оп­ти­­мизма и рекла­мой социального конструирования. Пожалуй, большин­ство нужных ме­ха­низмов уже су­ще­ст­вует в человеческой пра­ктике, на­до их увидеть, не мешать, а на­обо­рот, способствовать их развитию и рас­пространению. Надо под­дер­живать их позитивную работу, пре­пят­ст­вуя проявлению негативных свойств. Вместе с тем необходимо по­да­влять развитие и рас­про­ст­ра­не­ние механизмов деста­би­ли­­зации.

Хотя обеспечение устойчивости развития разделяется на три аспекта, не следует думать, что каждый из них требует своих, осо­бых механизмов. Как раз наоборот, самая важная роль наверняка бу­дет при­надлежать механизмам, «обслуживающим» сразу три аспекта. Ес­те­ст­вен­но, все такие механизмы лежат в сфере куль­туры, этики и, со­от­вет­ст­венно, воспитания и образования. Именно здесь необходим «ис­кус­ственный отбор», но его ни в коем случае нельзя доверять рынку, в этих сферах склонному вовсе не к воз­вы­шению человека, а к экс­плу­а­та­ции его животных инстинктов без ка­кого бы то ни было интереса к дол­го­сроч­ным последствиям. Для то­го что­бы отбор был эффективным, необ­ходимо богатство воз­мож­ностей, которое дается толь­ко культурным, эт­ническим, кон­фес­сиональным разнообразием, но при условии тесных посто­ян­ных взаимообогащающих контактов (диа­лога куль­тур и кон­фес­сий) и недогматического от­ношения к «своему», если оно не лучшим образом соответствует не­об­хо­димому «об­ще­му».
4. Оптимальность или устойчивость?

Не раз приходилось встречать утверждения, что концепции устой­чивого развития, гармонизации отношений человека с приро­дой – не более чем новый вариант теорий достижения «всеобщего счастья», не­из­менно обнаруживавших на практике полную несос­то­я­тельность. В по­добных оценках игнорируются принципиальные мо­менты.

Никому еще не удавалось определить, что такое «все­общее сча­стье» и, как представляется, этого в принципе нельзя сделать. Точно так же нельзя определить, что такое справедливость (которую не­­редко де­кла­рируют вместо «всеобщего счастья» или вме­сте с ним), ес­ли не вы­во­дить ее из высших ценностей (например выживания че­ло­вечества: спра­ведливо то, что ему способствует). Ти­пичный пример про­изволь­но­го (вполне в духе коммунистической уравниловки) тол­ко­вания спра­вед­ли­вости находим в [7, с.115]: «все страны имеют право использовать лишь пропорциональные чис­­ленности населения ко­личества природ­ных ре­сурсов». А если при выполнении этого условия половина исполь­зу­­емых ресурсов бу­дет бессмысленно растран­жириваться?

До­стижение «всеобщего счастья» – это опти­ми­за­ция, работа на мак­симизацию значений каких-ли­бо показателей, ин­ди­ка­торов, крите­риев, пусть не заданных стро­го количественно и даже не всегда на­зы­ваемых, но под­разумеваемых. Между тем оптимизация, во-первых, из­бы­точна и не необ­хо­ди­ма, во-вторых, в долгосрочном плане сужает воз­можности раз­вития, от­се­кая все, что не представляется «оптимальным» до хо­ро­шо види­мо­го го­ри­зонта (а он всегда не слишком далек), в-третьих, из-за чрезмерной специализации ослабляет устой­чи­вость си­стемы даже в самом обычном понимании, т.е. по отношению к вне­ш­ним воздействиям. Оптимальное, с одной стороны, и устойчивое, осо­бенно с оттенком долговременное, са­моподдерживающееся, адаптив­ное, развивающееся – с дру­гой, несовместимы.

Задача обеспечения устойчивости развития вовсе не направле­на на оптимизацию каких-либо априорных показателей. Это – задача вы­жи­вания, соблюдения ограничений, вытекающих из законов при­ро­ды (в экологическом и социо-медицинском аспектах) и социума (в социо-гуманитарном; естественно, имеются в виду не юридические законы, устанавливаемые людь­ми, а те же естественные законы, только отно­ся­щи­еся к об­ще­ству и разным уровням его организации).

Сегодня знание этих законов и вытекающих из них ограничений совер­шен­но недостаточно. Тем более, плохо известны количественные оцен­ки пределов, заходить за которые для цивилизации – смертельно, хотя и нет сомнений в их существовании, они ощущаются с каждым днем все сильнее. Что же делать? Пассивно смотреть, как все идет са­мотеком? Нет, такую «стратегию» при­нять нельзя. Опасность челове­че­с­кому ро­ду исходит от него самого, чело­век обязан измениться сам, чтобы устра­­­­­­нить ее.

5. К определению устойчивого развития

Вернемся к вопросу о дефиниции устойчивого раз­ви­тия: как в од­ной более или менее читаемой и произносимой фразе определить, что это такое. Правда, для теории данный во­прос – не первостепенной важ­но­­сти, если имеется общепринятое понимание содержания поня­тия. Но «спрос» на опре­деления велик, и практический успех дела может зави­сеть от того, найдена ли удачная формулировка.

В проекте «Государственной стратегии устойчивого развития Рос­­сийской Федерации» (обсуждался на парламентских слушаниях в Го­сударственной Думе 05.10.2001, см. [9]) цитируется упоминавшееся вы­ше опре­де­ле­ние из «Концепции» и отмечается: «это опре­де­ление, при­ем­лемое только для социально-экономической сферы, должно быть рас­пространено и на другие сферы человеческой дея­тельно­сти». Пред­ло­жен такой вариант: «устойчивое развитие – это ста­биль­ное социально-экономическое развитие, не разрушающее своей природной основы и обеспечивающее непрерывный прогресс обще­ства».

Вариант из «Концепции», в самом деле, определяет не устойчи­вое развитие вообще, а экологически устойчивое развитие. Кроме того, в нем русское слово устойчивое разъясняется иностранным эквива­лен­том ста­бильное, что кажется неуместным и не­нужным (это свойство заим­ст­во­вано и в цитированном определении из «Стра­тегии»). Но и пред­ла­га­емый в «Стратегии» вариант не до­сти­гает поставленной цели, по­сколь­ку никуда из социально-эконо­ми­че­ской области и сферы эколо­ги­че­ских последствий не выводит, а что такое «прогресс общества», как трактовать это понятие, не разъяснено.

Со словом прогресс в контексте устойчивого развития вообще надо обращаться очень осторожно. Теория прогресса – изобретение нового времени, точнее, Ж.А.Кондорсэ, который развил ее в трактате 1794 г. [10]. Нынешний со­ци­аль­но-эколо­ги­че­ский кризис цивилизации связы­ва­ют именно с тем «вектором» про­гресса, который реализовался в исто­рии стран За­пада начиная с эпохи модерна, так что упоминание о нем в опре­делении устойчивого раз­ви­тия без развернутых комментари­ев со­всем не соответствует пред­ста­вле­ниям, доминирую­щим в ли­те­ратуре по этой проблематике.

Более приемлемым кажется следующее определение, опира­юще­еся на материал предыду­щих разделов статьи: устойчивое развитие – такое общественное развитие, при кото­ром не разрушается его природная основа, создаваемые усло­вия жизни не вле­кут дегра­да­ции человека и социально-де­струк­тивные про­цес­сы не разви­вают­ся до масшта­бов, угро­жа­ю­щих безопасности общества.

Краткий комментарий. Во-первых, определение распро­стра­ня­ет­ся на все сферы общественной жизни, никаких ограничений в этом от­но­шении в нем нет. Во-вторых, оно охватывает все области по­следствий, о которых мы сегодня знаем и в которых могут форми­ро­ваться угрозы существованию цивилизации. В-третьих, негативный характер кон­ст­рук­ции определения (не разрушается, не влекут, не ра­звиваются) вы­ну­жден, а потому вряд ли является недостатком: он отражает напра­влен­ность идеи устойчивого развития на обеспечение выживания чело­вечества, т.е. на предупреждение опасностей это­му выживанию, на их сдерживание в необходимых пределах.

Развитие современной глобальной ци­ви­ли­зации не соответ­ст­вует ни одному из трех аспектов, отме­чен­ных в при­веденном опре­де­лении, и это угрожает выживанию челове­че­ства. Ка­кие наи­более су­ще­ственные кон­статации можно предложить в связи с каж­дым из этих на­правлений? Какие выводы следуют из этих ре­зуль­та­тов? Попытаемся ответить на такие вопросы – ра­зу­ме­ется, лишь в некоторых ракурсах и в пер­вом приближении.

6. Пределы роста или пределы разрушения?

Представление о существовании пределов роста прочно вошло в современную научную парадигму после [11]. Однако в случае пробле­мы устой­чивости развития, возможно, сути дела более соответствует пред­ставление о пределах разрушения. Рассмотрим этот вопрос приме­ни­тель­но к трем выделенным аспектам устойчивого развития.

Хозяйственная емкость биосферы (допу­сти­мый предел воздей­ст­вия человека на окружающую среду) обычно полагается фик­си­ро­ван­ной, а воздей­ст­вие – меняющейся величиной. Од­на­ко можно рас­сматривать и дуальную задачу. Зафиксируем некоторую величину воз­дей­ствия и по­ста­вим вопрос: каков предел разрушения био­сферной си­стемы регуляции окружающей среды, чтобы эта система стала недо­ста­точ­ной для данной величины воздействия? К такому во­про­су приводит анализ структуры воздействия человека на биосферу. Оно скла­ды­ва­ется из двух со­став­ля­ю­щих: уничтожения естественных эко­­­­систем (и не­ко­торых абио­ти­че­ских компо­нентов) и за­гряз­нения окру­­жающей при­­род­ной сре­ды. Ко­неч­но, за­грязнение су­ще­ст­вен­но спо­собствует ослаб­ле­нию, де­гра­­да­ции и гибели экосистем, но эти след­ствия – опо­сре­до­ван­ные; зна­чи­тель­­ная часть экосистем унич­то­же­на че­ловеком не­­по­сред­ствен­но – вы­­руб­кой лесов, рас­паш­кой лугов и сте­пей, осу­шением болот и т.д. Как все био­­системы, био­сфера обладает огра­ниченной спо­соб­ностью са­мо­­вос­ста­­но­вле­ния, однако остается не­яс­ным, ка­ков тот пре­дел разрушения, за ко­то­рым начнутся не­об­ра­ти­мые про­цес­сы де­гра­дации, т.е. когда фаза кри­зиса, из которой, воз­мож­но, име­­ется выход, сме­нится фазой ката­ст­ро­фы, из которой выхода уже нет.

На международном уровне систематическая работа по решению экологических проблем и предотвращению экологической катастрофы началась в период подготовки Конференции ООН по окружающей сре­де (Стокгольм, 1972). За три истекших десятилетия, однако, не удалось до­биться улучшения ни одной экологической характеристики био­сфе­ры, продолжаются процессы сокращения био­разнообразия, роста кон­цен­трации парниковых газов в атмосфере, обезлесения (как мини­мум, уменьшения биологической продуктивности лесных экосистем в це­лом), опустынивания и т.п. Несомненно, мир приближается к пределу разрушения биосферного механизма регуляции. Это го­во­рит о крайней недостаточности пред­принимаемых мировым со­­­об­ще­ст­вом усилий.

Вместе с тем имеют­ся прецеденты относительно ус­пеш­ных дейст­вий (Монреальский про­то­кол по веществам, разру­ша­ю­щим озо­новый слой; Базельская конвенция по трансграничным пере­воз­кам опасных от­ходов; Конвенция ЕЭК ООН о трансграничном за­гряз­не­­нии воздуха на боль­шие расстояния и др.), свидетельствующие о прин­ци­пиальной воз­­мож­ности ско­ордини­рован­ных и результативных мер. Однако от возможности до ее актуа­ли­за­ции в не­обходимом объ­еме очень далеко. Многие полагают, что норма­ли­за­ция воз­действия на природу про­изой­дет в резуль­та­те развития экономики и техни­че­ского прогресса, что до­статочно ин­тен­сифицировать усилия в этих направ­ле­ни­ях, осталь­ное произойдет само собой. Однако все развитие чело­ве­че­ства в эпоху мо­дерна и, осо­бен­но, в последние десятилетия, показывает, что по­добные надежды тщет­ны, экономических и научно-технических до­сти­жений со­вершенно недостаточно для обеспечения устойчивости хо­тя бы в экологическом аспекте (см. об этом в [12]).

По второму направлению, предполагающему сохранение популя­ци­онного здоровья, предотвращение био­логической и духовной дегра­да­ции человека, также следует конста­ти­ро­вать непрерывное и ускоря­ю­ще­еся ухудшение. Общеиз­ве­ст­ны данные о нара­ста­нии количества на­след­­ст­вен­ных и психических забо­ле­ва­ний, само­убийств, распро­стра­не­нии нар­­комании и всевозможных из­вра­щений. Очень тревожный сим­­п­том неблагополучия – появление СПИДа, активизация редких экзо­ти­ческих инфек­ций. Эти тен­ден­ции наблю­да­ют­ся на фоне значительного прогресса ме­ди­цины, все боль­шей доступ­но­сти здравоохранения. Сле­до­вательно, воз­действие фак­торов, опре­де­ляющих такие тенденции, ра­стет быстрее, чем медицина и здраво­охра­не­ние. Еще тревожнее си­ту­а­ция с ду­ховным здо­ровь­ем. Рас­про­стра­нение «массовой куль­ту­ры», ин­дус­трии развлечений способствуют сни­же­нию ду­хов­ности, нрав­­ствен­ности и ин­тел­лектуального по­тенциала людей, не только не давая им ничего вза­мен (кроме пу­сто­ты), но и превращая их в «ма­териал», мак­симально под­готовленный для обра­бот­ки социальными, по­­лити­че­ски­ми, выбор­ными и прочими по­доб­ными технологиями, пред­­­на­зна­чен­ны­ми для «про­мывки мозгов», а то и зомбирования.

Нарастание процессов физиологической и духовной деградации че­ло­века обусловлено тем, что он плохо приспо­соб­лен к су­ществованию в среде, которую создал для себя и продолжает формировать. В то же вре­­мя раз­личные социальные и экономические механизмы, до­ми­ни­ру­ю­щие в со­вре­менной цивилизации (особенно ры­нок), всячески сти­му­ли­руют про­из­водство средств, провоцирующих и ускоряющих дегра­да­цию чело­ве­ка, эксплуатирующих низменные сто­ро­ны его натуры. При этом никак не учитывается возможное суще­ст­вование обуслов­лен­ных природой че­ловека специфических ограни­че­ний по воз­дей­ст­вию среды оби­­тания (включая природные, тех­ни­ческие, соци­альные, эко­номи­че­ские и информационные факторы) на его здоровье и пси­хи­ку. В подоб­ных ситуациях объектом воздействия явля­ется индивид, изменения про­­­исходят именно в нем, но ограни­чиваемый по­казатель харак­те­ри­зу­ет всю популяцию, а точнее, всю со­во­купность индивидов. Име­ются ли, однако, пределы раз­ру­шения по­пу­ля­ционного здоровья, по­доб­но пре­де­лам разрушения си­стемы ре­гу­ля­ции биосферы?

По имеющимся данным, на начало XXI века доля особей с генети­че­­с­ки­ми от­кло­не­ниями для человека составляла около 30 %. Говорит ли это о распаде генома человека, об угрозе механизму пе­­редачи генети­че­ской инфор­ма­ции для вида Homo sapiens? Су­ще­ст­ву­ет ли критическое значение этого (или какого-либо иного) показателя, и, если существует, то превышено ли оно? Если пре­вы­ше­но, то обратимы ли про­изо­шедшие изменения? Является ли на­коп­­лен­ная «масса» генетических искажений базой для ее само­воз­ра­стания при «естественном» ходе со­бытий, не­об­хо­димо ли на­учно обо­сно­ванное вме­шательство в этот про­цесс (це­ле­на­правленное ре­гули­ро­вание) для за­щиты генофонда чело­века? Оче­вид­но, что че­ло­век мо­дифицировал ес­тественные механизмы отбора, суще­ст­венно огра­­ничил область их действия. Уникальность гло­бальной ци­ви­лиза­ции не дает возможности проверить какие-либо гипотезы по дан­ному по­во­ду на дру­гих объектах, выну­ж­дает человека как бы ставить экспе­ри­мент над самим собой, но это крайне рис­ко­ван­ное занятие, и, судя по всему, мы уже находимся со­всем рядом с гранью допустимого риска, с пределом разрушения популяционного здоровья.

Перечисленные вопросы напрашиваются при изучении устой­чи­во­го развития. Но поиски ответов на них не пользуются дол­ж­ной попу­ляр­ностью, наука занята другим. Недостаточное внимание к таким во­просам можно объяснить осознанным или подсознательным страхом пе­ред тем, что попытки ответа могут привести к выводам, согласование которых с гуманитарной парадигмой в ее нынешнем варианте само мо­жет оказаться критической проблемой. Не потребуется ли сущест­вен­ная кор­ректировка концепции прав человека? Не вскроются ли про­ти­во­ре­чия между правами индивида и правами всего человечества (та­ки­ми как право на выживание)? На эти последние вопросы очень хоте­лось бы получить успокаивающие отрицательные ответы: нет, не потре­бу­ет­ся, не вскроются. Но, во-первых, необходима готовность к неприят­ным от­ве­там, во-вторых, самое неуместное в данном случае – страусова по­ли­тика в надежде, что все как-нибудь само образуется. Если не обра­зу­ет­ся, то упустить момент обязательного вмешательства – значит не вы­жить. В начале ХХ века слабые и теоретически плохо обоснованные по­пытки разобраться в некоторых из подобных вопросов делала евге­ни­ка, она была отвергнута большинством ученых и политиков – пре­жде все­го, по гуманистическим соображениям. Похожая история про­изошла и с Т.Мальтусом, которого полтора века мно­гие называли человеко­не­на­вистником, а теперь большинство счи­та­ет провидцем.

Наконец, при современных тенденциях развития цивилизации опа­с­­ности подвергаются структуры, обеспечивающие стабильность соци­аль­ной жизни, они ис­пы­тывают сильнейший стресс под воздействием различных де­струк­тив­ных про­цес­сов. Вполне правомерно говорить об угрозе механизму пе­­редачи внегенети­че­ской, т.е. культурной инфор­ма­ции. Среди опасностей, угрожающих с этой стороны, пер­вы­ми должны быть названы войны и терроризм. Од­нако это лишь вне­ш­ние про­яв­ле­ния глубинных противоречий, раздира­ющих циви­ли­за­цию и имеющих прежде всего экономический характер, но выража­ю­щихся в столк­но­ве­ни­ях конфессий, культур, этносов, идео­ло­гий. Рас­пре­де­ле­ние производ­ст­вен­ных мощ­но­стей, производимого продукта и произ­во­дящего тру­да в со­вре­менном ми­ре отличается крайней дифферен­ци­а­цией, кото­рая пред­­ставляет со­бой источник самых разнообразных на­пряжений.

За свою историю человечество сформировало множество ме­ха­низ­мов поддержания стабильности общественных структур (суд, силовые структуры, методы управления пер­со­на­лом и пр.) и научи­лось исполь­зовать для этого механизмы, предназ­на­чен­ные для более широких це­лей (процессы коллективного труда, вос­питание и обра­зо­вание, все­воз­мож­ные ритуалы, в том числе религиозные, культурные ак­ции, ин­фор­­­ма­ционный обмен и т.п.). К деструктивным явлениям следует отно­сить не только проявления на­си­лия, но и любые действия, ослаб­ля­ю­щие, огра­ничивающие, разрушаю­щие стабилизационные меха­низ­мы. Де­ст­рук­тивные про­цессы заменяют механизмы установления и под­дер­жа­ния стабиль­но­сти в конфликтных ситуациях такими способами раз­ре­шения проти­во­речий, которые в ко­нечном счете не решают ничего либо обес­пе­чи­ва­ют решение ценой воз­бужде­ния более острого, длительного и дестабили­зирую­ще­го конфликта.

Еще в XIX веке, особенно после Франко-Прусской войны, возмож­ность добиться военными средствами хотя бы экономических преиму­ществ стала подвергаться сомнению; впоследствии не раз оказывалось, что победа замедляла экономическое развитие, а поражение ускоряло его. Сегодня растет уверенность в том, что применение военных и иных насильственных способов наносит ущерб всем сторонам кон­фликта, ес­ли принимать во внимание полный комплекс долго­сроч­ных обсто­я­тельств – эконо­ми­че­­ские, социальных, культурных, моральных.

По аналогии с экологическим и социо-медицинским аспектами, и в случае социо-гуманитарного возникает вопрос: су­ществуют ли какие-либо пре­де­лы воздействий на со­циум, т.е. пределы разрушения со­ци­аль­ных струк­­ту­р цивилизации, превышение которых при­водит к утра­те ее устой­чи­вости и развитию необратимых дегра­да­ционных про­цес­сов? Со­вре­мен­ные знания, похоже, не дают сколь­ко-нибудь кон­струк­тивных возможностей хотя бы анализировать этот вопрос. Для социо-гума­ни­тар­ного аспекта устойчивости нет ни сколь­ко-нибудь надежных, теоре­ти­чески обоснованных пря­мых изме­ри­телей (и, тем более, оценок их критических значений), ни косвенных индикаторов неблагополучия, ни хотя бы воз­мож­ностей продуктивных аналогий с другими систе­ма­ми. Только содержательный анализ, общие пред­ста­вления о процессах ре­гу­лирования убеждают в том, что вопрос о существовании пределов раз­рушения социальных структур, допу­с­ти­­мых воздействий на них и здесь в принципе имеет положительный ответ.

7. Взаимосвязи трех аспектов устойчивости

Очевидно, что три аспекта устойчивости тесно взаимосвязаны, хо­тя каждый имеет дело с особой стороной человеческого бытия, рассмат­ри­вает различные объекты, на которые воздействует цивилизация в хо­де своего развития (биосфера, индивид, социальные структуры), и спо­со­бы таких воздействий. Отметим некоторые из этих связей.

Экологический аспект существен для социо-ме­ди­цинского уже тем, что окружающая среда в месте проживания и ра­бо­ты – не только один из важнейших факторов качества жиз­ни индиви­да, но и ис­точник весьма существенной части информационного потока, полу­ча­­емого им в процессе социализации и всего после­ду­ю­ще­го фун­к­цио­ни­рования. Следовательно, состояние окружающей среды важно не только для его физического здоровья (что достаточно очевидно), но и нрав­ст­венного, для выполнения социальных функций (о чем слишком часто забывают). Процессы, инициируемые человеком в окружающей среде, опосре­до­ванно (через экосистемы, агроценозы, урбосистемы и пр.) воздействуют и на социальные структуры, причем весьма раз­но­об­разными спосо­ба­ми: экологические факторы могут влиять на миг­ра­цию и иные дви­же­ния в социуме, обусловливать динамику социальных струк­тур, эти про­цес­сы через отражение в общественном сознании воз­буждают актив­ность в экономике, науке и технике. Экологические дан­ные, прямые и кос­венные результаты их переработки и сведения о вза­и­мо­действии ци­вилизации с природой составляют важную часть со­вре­менного ин­фор­ма­ционного поля со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Самые сложные и наименее изученные из рассмат­ри­ва­е­мых свя­­зей – между уровнем социальных структур и уровнем индивидов, меж­ду социо-медицинским и социо-гуманитарным аспектами устойчиво­с­ти. Гума­ни­тарное знание не дает убедительного ответа на вопрос о том, почему и как происходят радикальные преобразования социальных структур – то ли их вызывают трудно понимаемые сдвиги в индивиду­альной психологии, то ли в самих социальных структурах содержатся эле­менты, определяющие возмож­ность трансформаций и соответ­ству­ю­щего влияния на уровень индивидов, или на социальном и инди­ви­ду­альном уровнях взаимодействуют факторы, усили­вающие друг друга? Вопросы та­ко­го рода касаются возникновения социальных институтов и ме­ха­низмов, ре­лигий и идеологий, изменений общественного со­зна­ния, фор­мирования систем ценностей и деятельностных ориентаций и пр. Исто­рия, соци­о­логия, психология подробнейшим образом описали мно­гие аспекты подобных процессов и событий, но отнюдь не взаимо­дей­ствие между уровнями индивидов и социальных структур. «Про­те­стант­ская этика и дух капитализма» М.Вебера [13], ка­за­лось бы, от­кры­ла путь ис­сле­до­ва­ниям в этом направлении, но при­хо­дится кон­ста­ти­ро­вать, что за сто лет продвижение было незна­чи­тельным.

8. Предвидение последствий использования технологии

важнее, чем сама технология

Чрезвычайно тревожная тенденция распространения социальных технологий, предназначенных для манипулирования людьми, в связи с отмеченным представляется особенно зловещей. Те, кто разрабатывает и использует такие технологии, чаще всего относятся к ним лишь как к средствам достижения целей в конкретных социальных структурах, неявно исходя из предположения, что сами структуры при этом суще­ст­венно не меняются. Однако подготовка людей к манипулированию ими (ее эффективно осуще­ст­вляют индустрия развлечений и современные системы коммуникаций, направляемые, как правило, совсем другой целью: извлечением при­бы­ли) и, тем более, само манипулирование за­ве­домо приведут к ради­каль­ному переустройству общества и его струк­тур. Известны лишь смутные догадки о том, что за струк­туры при этом, возможно, сформируются и какое общество они будут составлять (например [14]). Люди не привыкли даже пытаться пред­видеть отда­лен­ные последствия своих действий. «На наш век хва­тит» – вот глав­ный принцип учета огра­ничений, когда принимаются решения.

В эпоху модерна сформировалась система ценностей, согласно ко­то­рой выс­шим до­сти­жением научно-технического творчества считалось изоб­ретение. При этом ценность конкретного изобретения опреде­ля­лась его доход­ным или разрушительным потенциалом – в зависимости от того, граж­данское или военное назначение оно имело. В результате к началу XXI века наизобретали столько, что пол­ностью в целе­со­об­раз­ности и до­пу­стимости всего уже изобре­тен­ного человечество, вполне возможно, так ни­когда и не разберется (надобности не будет). Выход из социально-экологического кризиса, подлинные мас­штабы ко­торо­го сей­час вряд ли ясны, невозможен без изменения системы цен­но­стей эпо­хи модерна, в том числе и в части ориентации научно-тех­ни­ческого твор­че­ства. Главным дол­ж­но быть не изобретение, а все­сторонний ана­лиз по­следствий его ис­пользования – экологических, меди­цин­ских, соци­аль­ных, куль­турных, этических, эконо­ми­че­с­ких, с таким далеким гори­зон­том предвидения, какой только воз­мож­но обеспечить.

Эта задача гораздо труднее, требует больших усилий и за­трат, чем само изобретение, и иного менталитета, чем у тради­ци­он­ного изо­бре­та­теля. Ку­да проще изобрести велосипед, те­левизор, фре­он, атомную бом­­бу или социальную технологию, чем разработать комп­лекс­ный дол­го­срочный про­гноз ис­поль­­зования этих «чудесных тво­ре­ний челове­че­с­кого ра­зу­ма». Если нет такого прогноза (принятого вы­со­ким эксперт­ным органом по­сле откры­то­го проведения специ­аль­­ной про­це­ду­ры, уста­новленной за­ко­нода­тель­ством), на пути исполь­зо­ва­ния изобретения должен гореть красный свет. Хотя бы и три века. Чело­ве­чество, если оно хочет выжить, придет к этому. Ментали­тет людям науки и изо­бре­тательства надо менять безотлагательно (пред­ставляется, что именно они в состоянии понять такую необ­хо­ди­мость), у них долж­но быть до­статочно образования и ин­тел­лекта, чтобы на осно­ве имею­ще­­гося опы­та согласиться с этим вы­водом, как бы ни проти­ви­лись глубоко за­ло­жен­ные стерео­типы и ни со­блазняли обещания рынка.

9. Обыденное сознание и проблема устойчивости

Согласно расхожим воззрениям, проблематика устойчивого раз­ви­тия, конечно, серьезна, но вместе с тем достаточно размыта, со­циально-экологический кризис мнится вялотекущим процессом, угроза глобаль­ных катастроф отодвигается в неопре­деленное будущее и пред­ста­вля­ет­ся, что там, в бу­ду­щем, она станет вполне распоз­наваемой – в период, ко­гда это ста­нет критически необходимым. Возника­ют даже сомнения: а на­столько ли остра проблема выживания человечества, оправдана ли по­пытка "поднять" ее до уровня гло­бального вызова?

На каких «постулатах» фактически основывается восприятие про­бле­матики устойчивости обыденным сознанием?

Во-первых, обы­ден­но­му сознанию чужда идея пределов, ограничи­ва­ющих те­че­ние долговременных процессов. Например, обы­ч­но пред­­по­ла­гается, что качество окружающей среды в прин­ципе может непре­рыв­но ухуд­шать­ся, и никакой кри­ти­че­ской точки в этом процессе, внутренне ему присущей, не усматривается. В еще боль­шей сте­пе­ни подобное вос­приятие характерно для социо-медицинского и социо-гу­ма­ни­тарного аспектов устойчивости.

Во-вторых, предполагается, что состояние окружающей среды, че­ловека (на уровне индивида) и социальных структур и институтов, даже весьма низкое по качеству, может сохраняться сколь угодно дол­го, если не усиливаются негативные антропогенные (или какие-либо иные) воз­действия на них. Иными словами, обыденное сознание пред­по­лагает, что болезнь био­сферы, человека (в указанном смысле) и общества мо­жет как бы «замереть» на любом уровне своего развития, так что, если состояние этих систем и будет ухудшаться, то под воздействием «вне­ш­них», а не внутрисистемных причин (провоцируемых этим состоянием), т.е. интервал устойчивых состояний очень широк. При таком вос­при­я­тии в качестве деструктивных в расчет принимаются только по­сто­ян­но действующие силы, более того, возрастающие по степени их вли­я­ния, и недооценивается значение импульсов и возможность разрушения си­сте­мы, выведенной из равновесия, даже если внешние условия с опреде­лен­ного момента сохраняются неизменными.

В-третьих, все еще характерно пред­став­ление о том, что от любых угроз можно найти индивидуальные или кол­­­­­­­лек­тивные средства защи­ты – были бы деньги. Кро­ме того, предполагается, что ухудшение усло­вий по каким-либо харак­те­ристикам может быть компенсировано улуч­шениями по другим, так что в результате интегральная оцен­ка качества жизни может, во всяком случае, не уменьшаться. Например, широко рас­пространена иллюзия, что при достаточных материальных возмож­но­стях и плохом состоянии окружающей среды оно может быть при­ем­лемым образом компен­си­ро­ва­но очистителями воды и воздуха, конди­цио­не­ра­ми, звукоизолятора­ми и пр. Подобные ори­ен­та­ции укрепляются уверенностью в без­гра­ничных возможностях науч­но-технического про­гресса. Человек, кото­рый не может жить вне биосферы и вне об­ще­ства, начинает вос­при­­ни­мать себя доста­точ­но независимым от них, ве­рить в то, что по­добная не­зависимость в высокой степени может быть обеспечена в случае ин­ди­видуального успеха (были бы деньги!).

Такие «постулаты» совершенно не соответствуют представлениям науки и тем урокам, которые можно извлечь из опыта по­следних деся­тилетий. Их неадекватность современным проблемам и реалиям даже не требует особого доказательства – она становится оче­вид­ной, как толь­ко «постулаты» эксплицированы из структур обы­ден­ного сознания.
10. Обеспечение устойчивости и проблема прогнозирования

В своей деятельности человек привык ориентироваться на опыт, т.е. известные ему прецеденты и непосредственно наблюдаемые обсто­я­тель­ства. Всякий качественный, "событийный" прогноз, относя­щийся к общественной жизни, представляет собой основанное на изу­че­нии опы­та пред­ви­де­ние: какой известный пре­цедент и с какими известными моди­фи­ка­ци­ями (т.е. уже регистрировавши­мися, пусть при других об­сто­ятельствах, в другом контексте) окажется воспроизведенным при тех или иных фик­­сированных условиях.

Исключения доставляют естественные науки и техника. Мо­­жет быть, самый яркий пример – атомная бомба. До ее первого ис­пы­тания в 1945 г. атомный взрыв лишь прогнозировался, и никаких убе­дительных прецедентов для этого прогноза не было, он не осно­вы­вался на изу­че­нии непосредс­твенно наблюдаемых обстоятельств. Дру­гие примеры – от­крытие планеты Нептун «на кончике пера», пред­ска­за­ние эффектов общей теории относи­тельности. Такие прогнозы осно­вы­ва­ются, глав­ным образом, на научном знании, на выводах научной теории.

Однако разница между прогнозами, с одной стороны, в сфере об­ще­ственной жизни и, с другой стороны, в естественных науках и тех­ни­ке состоит не только в этом. Первые – конечно, далеко не всегда, но до­ста­точно часто – касаются очень многих людей, случается, что они вли­яют на поведение большинства, хотя бы и через систему по­сред­­ни­ков, располагающих­ся в иерархиях властных структур, банков, про­мыш­лен­ных корпораций и т.п. Такие прогнозы, формулируемые на языке пре­цедентов и наблюдаемых всеми явлений, общепонятны; это не причина, но необходимое условие их дейс­твенности. Вторые – до тех пор, пока они остаются прогнозами – воздействуют на гораздо мень­шие "контин­ген­ты", но как только прогнозируемое явление ста­но­вится фактом, оно по своему влиянию на развитие цивилизации может далеко превзойти лю­бые прогнозы в социально-экономической сфере. Для понимания про­­гнозов в области естественных наук и техники, как правило, тре­бу­ются специ­альные знания, а нередко и высокий профес­си­онализм.

В случае экологического вызова возникла беспре­цедент­ная, пара­док­сальная ситуация: прогноз протекания экологических про­­цессов под воздействием цивилизации (при различных вариантах ее развития) –естественнонаучный, со всеми соответ­ству­ю­щи­ми признаками и осо­бен­ностями, но он призван воздействовать на поведение всех людей, способствовать изменению тенденций развития человечества. Таким образом, цель экологического прогноза требует его общепонятности, а содержание обус­ловливает специфичность языка и препятствует до­ступ­ности прогноза. Очевиден вывод, следующий из отмеченного пара­докса: на тех, кому доступно понимание экологи­че­ского вызова, лежит особая ответ­ст­венность перед человечеством за правильный выбор стра­тегии развития цивилизации. Необ­ходимы экстра­­ор­ди­нар­ные уси­лия в области образования и воспитания, чтобы он был реализован.

Еще более сложная ситуация возникает в случае социо-ме­дицин­ско­го и социо-гуманитарного аспектов устойчивости. Как и в эколо­ги­ческом аспекте, здесь нельзя указать прецедентов глобального кризиса (локальные кризисы не дают основы для продуктивных ана­логий, раз­ница между ними и глобальным кризисом примерно такая же, как меж­ду болезнью особи и «болезнью» биологического вида). Но, по­мимо это­го, отсутствует и та естественнонаучная база, которая опре­де­ляет возможности убедительного экологического прогнозирования. При­хо­дит­ся ограничиваться «качественным» прогнозированием, не опе­­ри­ру­ю­щим ни прецедентами, ни выявленными зависимостями меж­ду харак­те­ристиками прогнозируемого объекта и влияющими на них факто­ра­ми, ни даже самими подобными характеристиками и факторами (ибо в силу их чрезвычайной многочисленности и разнообразия они не вы­стро­ены в систему, среди них не выделены критически суще­ствен­ные). Сте­пень не­определенности нарастает при переходе от экологического ас­­пек­та устой­чивости к социо-медицинскому и далее – к социо-гумани­тарному. Но это обстоятельство ни в коем случае не должно ис­поль­зоваться как обоснование или оправдание бездействия. Убедить людей в том, что для выживания человечества необходим переход ци­ви­ли­за­ции к устойчивому развитию и, соответственно, незамед­ли­тель­ные круп­­но­мас­штабные действия – важнейшая задача современной науки.

О том, что в эпоху научно-технической революции с возрастанием социальной роли науки существенно увеличивается и ответственность уче­ных, писали много раз люди самых различных политических убе­ж­де­ний. Но, пожалуй, нигде справедливость этого тезиса не проявляется с такой оче­видностью, как в случае проблематики устой­чивости.
11. О роли науки, образования и воспитания

в переходе к устойчивому развитию

В информационном обществе усиливается расслоение людей по тако­му признаку, как интеллектуальная зависимость/независимость. СМИ, коммуникационные системы, индуст­рия развлечений, несом­нен­но, препятству­ют интеллектуальному осво­бож­дению человека (по край­ней мере – «средне­го» человека), усили­вают его зависимость от не ви­димых для него «пово­дырей». С позиций, определяемых необхо­ди­мостью ответа на вызовы дестабилизации раз­ви­тия человечества, эту тенденцию следует оценивать как весьма не­же­ла­тельную. Ин­теллек­ту­ально свободный и достаточно образо­ванный че­ловек, имеющий воз­мож­ности выбора, сумеет сделать его правильно. Но когда вместо ин­теллекта у человека развивают стадный инстинкт, а воз­можности вы­бора жестко формируют так, что все предлагаемые варианты рав­но­вы­год­­ны для компании-продавца (при этом не так уж важно, что про­да­ется: прохладительные напитки, книги, автомобили или телевизионные програм­мы), то конечный результат уже почти не за­висит от того, кто, как буд­то, выбирает. Как это обстоятельство должно учи­ты­вать­ся теми, кто всерьез намерен доби­ваться перехода к устойчивому развитию?

Конечно, надо создать условия, при которых каждый, кто может и хочет изучить те или иные проблемы устойчивости и соответствующие разделы экологии биосферы и экологии человека, социологии, эко­но­ми­ки и политологии, имел бы реальную возможность это сделать. Здесь ну­жны учебники, в том числе компьютерные, научно-популярная ли­тература, внятно написанные серьезные научные моно­гра­фии. Это от­нюдь не просто, хотя и принадлежит к хорошо из­ве­ст­ным жан­рам, дав­но освоенным интеллектуальной элитой. Однако это – сли­ш­­ком малая, совер­шенно недостаточная часть работы. Абсолютно не­об­­хо­ди­мо за­ни­маться те­ми, кто не должен знать соответствующие на­уч­ные дис­­циплины профессионально, не хочет или не может изучать их без дав­ле­ния внешних обсто­я­тельств.

Несомненно ошибочной является прямолинейная стра­­­тегия, кото­рая ставит своей задачей научить всех и каждого осно­вам науч­ных дис­циплин, рассматривающих проблемы устойчивости. Для правильной по­становки задачи следует ориен­ти­ро­ваться не только и не столько на обра­зование и про­све­ще­ние, сколько на воспи­тание, на формирование эти­ческих установок, на то, чтобы привить сте­реотипы пове­де­ния, со­гла­сующиеся с требованиями устойчивости во всех ее аспектах.

Цель отнюдь не оправдывает средства, но она вполне может их дис­­кредитировать. Такая тень все сильнее накрывает многие ком­му­ни­ка­ционные, социальные, «развлеченческие» и иные тех­нологии, пред­на­значенные для работы с людьми и фактически используемые прежде всего для "про­мывки мозгов" и извлечения при­были во всех ее формах. Многие сред­ст­ва убеж­дения сами по себе ни хо­роши, ни плохи, то же относится к си­стемам их применения, вопрос в том, для чего они ис­пользуются. Ответ на вызов вы­жи­ванию человечества возможен толь­ко в том случае, если все сов­ме­стимые с гуманизмом средства убеждения будут мобилизованы для достижения этой цели.

В свое время научная элита США (в большинстве своем состо­яв­шая из недавних иммигрантов) убедила руководство страны в необ­хо­ди­мости на­чать разработку атомной бомбы, чтобы опередить в этом фа­шистскую Гер­манию. Сейчас перед интеллектуальной и этической эли­тами мира стоит, несомненно, еще более важная и гораздо более слож­ная задача: убедить политическую элиту всех стран в неот­ложности согласованных мер, императивно диктуемых необходимостью перехода к устойчивому развитию.

Литература.

1. Наше общее будущее. Доклад международной комиссии по окру­­­жающей среде и развитию. М., Прогресс, 1989.

2. Шмидхейни С. Смена курса. М., Международный универ­си­тет, 1994.

3. Горшков В.Г. Физические и биологические основы устой­чи­во­сти жизни. М., ВИНИТИ, 1995.

4. Арский Ю.М., Данилов-Данильян В.И. и др. Экологические про­блемы: что происходит, кто виноват и что делать? М., МНЭПУ, 1997.

5. Данилов-Данильян В.И., Лосев К.С. Экологический вызов и устой­чивое развитие. М., Прогресс–Традиция, 2000.

6. Валянский С.И., Калюжный Д.В. Третий путь цивилизации, или спасет ли Россия мир? М., Алгоритм, 2002.

7. Моисеев Н.Н. Время определять национальные цели. М., МНЭПУ, 1997.

8. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., ЛГУ, 1988.

9. «Зеленый мир», 2002, №№ 13-14, 15-16.

10. Кондорсэ Ж.А. Эскиз исторической картины прогресса чело­ве­­ческого разума. М., Соцэкгиз, 1936.

11. Meadows D.H., Meadows D.L. et al. The Limiting to Growth. N.Y., Potomac, 1974.

12. Данилов-Данильян В.И. Бегство к рынку: десять лет спустя. М., МНЭПУ, 2001.

13. Вебер М. Избранные произведения. М., Прогресс, 1990.

14. Тоффлер А. Футурошок. СПб, Лань, 1997.