ТРАДИЦИЯ

Искусство, процедуры которого остаются скрытыми, нельзя передать с помощью предписаний, ибо таковых не существует. Оно может передаваться только посредством личного примера, от учителя к ученику. Это сужает ареал распространения искусства до сферы личных контактов и приводит обычно к тому, что то или иное мастерство суще­ствует в рамках определенной местной традиции. В самом деле, перенос ремесел из одной страны в другую чаще всего связан с миграциями групп мастеров, как это было в слу­чае, когда гугеноты были изгнаны из Франции в результате отмены Нантского эдикта при Людовике 15. Точно так же, хотя содержание науки, заключенное в ясные форму­лировки, преподается сегодня во всем мире в десятках но­вых университетов, неявное искусство научного исследования для многих из них остается неведомым. Европа, где 400 лет назад зародился научный метод, до сих пор являет­ся более продуктивной в плане пауки, несмотря на то что на некоторых других континентах на научные исследова­ния выделяется больше средств. Если бы, с одной стороны, не существовала возможность для молодых исследователей учиться в Европе, а с другой — отсутствовала миграция европейских ученых в другие страны, неевропейские ис­следовательские центры едва сводили бы концы с концами. Из этого также следует, что искусство, которое не прак­тикуется в течение жизни одного поколения, оказывается безвозвратно утраченным. Этому можно привести сотни примеров; процесс механизации добавляет к ним сегодня все новые и новые. Обычно эти потери невосполнимы. Жалко наблюдать бесконечные попытки — при помощи микроскопов и химии, математики и эктроники — воспроизвес­ти единственную скрипку, сделанную среди прочих скри­пок полуграмотным Страдивари 200 лет тому назад.

Учиться на примере — значит подчиняться авторитету. Вы следуете за учителем, потому что верите в то, что он^: делает, даже если не можете детально проанализировать эффективность этих действий. Наблюдая учителя стремясь превзойти его, ученик бессознательно осваивает нормы искусства, включая и те, которые неизвестны самому учителю. Этими скрытыми нормами может овладеть только тот, кто в порыве самоотречения отказывается от критики и всецело отдастся имитации действий другого. Общество должно придерживаться традиций, если хочет сохранить знания. Итак, в той мере, в какой нашему интеллекту не удает­ся следовать идеалу точной формализации, мы действуем и смотрим на вещи в свете неоформленного знания и дол­жны признать, что всегда принимаем личностное решение, будь то наше собственное суждение или суждение, возни­кающее вследствие подчинения авторитету, чьему-то при­меру или традиции.

Мы не можем здесь подробно останавливаться на во­просе о традиционализме, но некоторые его особенности представляют непосредственный интерес для понимания природы личностного знания. Так, например, важнейшие разумные черты традиционализма выявляются в системе обычного права. Обычное право основано на прецеденте. Вынося решение по тому или иному делу, судья сегодня «следует примеру других судов, решавших дела такого же рода в прошлом, ибо считается, что в этих решениях вопло­щены дух и буква закона. Эта процедура основана на ха­рактерном для всякого традиционализма убеждении, что практическая мудрость по-настоящему воплощена в делах, а не в писаных правилах. В соответствии с этим обычное право допускает, что судья может неверно интерпретиро­вать свои действия. Юридическая максима, часто именуе­мая «doctrina dictum», заключается в том, что прецедент устанавливается решением суда независимо от тех интер­претаций, которые могут содержаться в комментариях («obiter dicta») судьи, принимавшего решение. Таким -образом, действия судьи рассматриваются как нечто более достоверное, чем его интерпретация своих же действий.

В XVII—XVIII вв. в общественной жизни Британии сформировались политическое искусство и политическая доктрина. Искусство, воплощавшее практику осуществле­ния политических прав и свобод, было, естественно, не нор­мируемым; соответствующая доктрина включала максимы этого искусства, которые могли быть правильно поняты только теми, кто владел самим искусством. В XVIII доктрина политических прав и свобод оказалась перенесенной из Англии во Францию, а затем распространилась по всему миру. Но при этом искусство осуществления политических прав и свобод, которое могло быть передано только по традиции, не распространялось параллельно с этой доктриной.

ЭКСПЕРТЫ И ЗНАТОКИ

Все сказанное об умениях приложимо также и к тому искусству, которое демонстрируют в разных областях зна­токи и эксперты. Мастерство врача-диагноста представляет собой практическое искусство не в меньшей мере, чем результат знания. Владение мастерством тестирования или дегустации можно рассматривать в этосмысле как пря­мое продолжение таких моторных навыков, как плавание или езда велосипеде.

Стать знатоком, так же как и стать умельцем, можно лишь в результате следования примеру в непосредствен ном личном контакте; здесь не помогут никакие инструк­ции. Будь то дегустатор вина или чая или врач-диагност, они обязательно должны пройти длинный курс практиче­ского обучения под руководством опытного учителя. Пока врач не научится распознавать определенные симптомы — например, определять вторичные шумы в легочной арте­рии, — не будет никакой пользы от чтения литературы, в которой описываются различные синдромы, включающие данный симптом. Личностное знание симптома имеет здесь решающее значение, а оно формируется только в результате выслушивания ряда пациентов, про которых точно из­вестно, что этот симптом у них присутствует, в сопоставле­нии с другим рядом пациентов, про которых известно, что у них он отсутствует. Оно не приобретается до тех пор, пока студент не поймет до конца, в чем заключается раз­личие между ними и не сможет па практике продемонстри­ровать это знание в присутствии эксперта.

Можно допустить, что если в науке и технике применя­ется экспертиза или привлекаются знатоки, то это делается по той простой причине, что измерением их не заменить. Измерению присуща большая объективность, благодаря которой его результаты являются устойчивыми независимо от того, где и как оно осуществляется. Однако то большое количество учебного времени, которое студенты химики, биологи и медики посвящают практическим занятиям, сви­детельствует о важной роли, которую в этих дисциплинах играет передача практических знаний и умений от учителя к ученику. Из сказанного можно сделать вывод, что в са­мом сердце науки существуют области практического зна­ния, которые через формулировки передать невозможно.

Теперь я подведу некоторые итоги. Я начал с анализа точных наук, определив их как математический форма­лизм, опирающийся па опыт. Оказалось, что установление этой опоры на опыт невозможно без личной причастности ученого. Это наименее очевидно для классической механи­ки, и именно поэтому я выбрал этот раздел физики как хороший пример беспристрастности, свойственной естественным наукам. Действительно, она может быть из­ложена таким образом, что ее утверждения будут допус­кать строгую фальсификацию опытом. За этим следовали еще два ряда примеров более очевидного личностного вклада ученых в области точных наук, вклада, который трудно считать незначительным. Первый из этих примеров относился к научному познанию вероятности, точнее, к во­просу о степени совпадения событий в связи с предположе­нием, что некоторая значимая совокупность событий являются результатом случайного стечения обстоятельств. Второй пример иллюстрировал оценку типов упорядоченности в точных науках; было показано, что стандарты упо­рядоченности хотя и опираются здесь на опыт, тем не менее не могут быть фальсифицированы с помощью опы­та. Наоборот, сами они служат для оценки явлении, полу­ченных из опыта.

Опыт, конечно, может подсказать что-то, что укрепит или поставит под сомнение утверждения, касающиеся вероятности или упорядоченности, а это важный фактор,

но не более важный, чем, скажем, тема романа для реше­ния вопроса о его приемлемости. Тем не менее личностное знание в пауке является результатом не выдумки, но от­крытия ,и как таковое призвано установить контакт с дей­ствительностью, несмотря на любые элементы, которые служат его опорой. Оно заставляет нас отдаться видению реальности с той страстью, о которой мы можем и не подозревать. Ответственность, которую мы при этом на себя при­нимаем, нельзя переложить ни на какие критерии верифицируемостн или фальсифицируемости или чего угодно еще. Потому что мы живем в этом знании, как в одеянии из соб­ственной кожи. Таково подлинное чувство объективности.

В области умения и мастерства, в действиях мастеров и высказываниях знатоков можно видеть, что искусство познания предполагает сознательные изменения мира : расширить наше периферическое сознание , включив в него различные предметы, которые в искусственных действиях выступают как инструменты, подчиненные главному результату ,а в суждениях знатоков – как элементы рассматриваемых целостностей. Мас- тер сам устанавливает для себя стандарты и сам себя судит в соответствии с ними. Элементы, включенные в такого рода контекст , указывают на что-то существующее помимо них и наполняются смыслом, благодаря тому ,что они включены в этот контекст. Вместе с тем сам по себе широкий контекст – танец, математика, музыка -обладает внутренним или экзистенциальным смыслом.

Искусство познания и искусство действования , оценка и понимание значений выступают, таким образом, как различные аспекты продолжения нашей лич-ности в преферическом сознании предметов ,составляющих целое. Структура этого фундаментального акта личностного познания диктует для нас необходимость как участвовать в его осуществлении , так и признавать универсальное значение его результа-тов. Этот акт является прототипом любого акта интеллектуальной самоотдачи.

Интеллектуальная самоотдача – это принятие ответственного решения , подчинение императиву того, что я , находясь в здравом сознании ,считаю истинным. Это акт надежды, стремление исполнить долг в рамках ситуации, за которую я не несу ответа и которая поэтому определяет мое призвание. Эта надежда и этот долг выражаются в универсальной направленности личностного знания.

(Полани М.’’Личностное знание ’’В сб.: На пути к посткритической философии ( Под ред. Лекторского В.А.). М. 1985.С.87-99).