Академик РАН А.А.Кокошин о взаимоотношениях между канцлером О. фон Бисмарком и фельдмаршалом Х.Мольтке (старшим) как об одном из исторических примеров взаимодействия политики и военной стратегии

(глава 3 из монографии: Кокошин А.А. Политология и социология военной стратегии. М.: КомКнига, 2006, с. 116-144)
В соответствии с Гражданским кодексом РФ (часть 4, глава 70, Авторское право, статья 1274) обязательно указание автора и источника заимствования при цитировании данного материала в оригинале и в переоде в научных, полемических или информационных целях и др. (см. подпункты (1), (2), (3), (4), (5), (6) п.1 Гражданского кодекса РФ)

«Об одном историческом примере взаимодействия

политики и военной стратегии»
Взаимоотношения между Бисмарком и Мольтке как отражение взаимоотношений между политическим руководством и дипломатией, с одной стороны, и военным командованием и военной стратегией – с другой, могут служить одной из наиболее интересных моделей взаимодействия «политика – военная стратегия». Для них были характерны и тесное сотрудничество, и конфликты, причем нередко драматического свойства. Исход конфликтов оказывал существенное, а иногда и решающее воздействие на положение Пруссии, а затем Герма­нии в системе международных отношений. Во многом это воздействие было долговременным по своему характеру.

Одна из центральных проблем – насколько глубоко политика, которая занимает главенствующее положение по отношению к военной стратегии, к военным операциям, может и должна в них вмешиваться. При этом сплошь и рядом по-прежнему возникает вопрос о масштабах и характере обратной связи, о том, как военно-стратегические сообра­жения должны учитываться в политике. Опыт истории учит, что нару­шение пропорции в этой области чревато самыми неприятными последствиями.

* * *

Первый рейхканцлер (1871–1890 гг.) Германской империи князь Отто фон Бисмарк и начальник Генерального штаба фельдмаршал Хельмут фон Мольтке занимают особое место не только в германской истории, но и в истории XIX столетия в целом.

С именем Бисмарка прежде всего ассоциируется объединение Германии под эгидой Прусского королевства, осуществлен­ное «железом и кровью», путь к которому пролегал через политическую изоляцию и военное поражение сначала Дании (достигнуто совместно с Австрией), а потом Австрии (при нейтралитете Франции, России и поддержке Италии) и Франции (при нейтралитете Австрии и России). Это были инициированные Бисмарком ограниченные войны со строго выверенными политическими целями, трансформировавшимися в соответствующие военно-стратегические установки и практические боевые действия, которые Бисмарк всеми возможными способами старался удержать под политическим контролем.

В подготовке этих трех войн Бисмарк проделал огромную политическую и дипломатическую работу – как во внешнем мире, так и внутри своей страны, преодолевая многочисленные препятствия, сталкиваясь неоднократно с весьма активным сопротивлением, в том числе со стороны короля Пруссии Вельгельма I и королевской семьи¹.

С именем Мольтке связаны крупные победы прусских, а с 1871 г. германских вооруженных сил над армией империи Габсбургов в 1866 г. и над французской армией в 1870–1871 гг., создание Генерального штаба, ставшего образцом для генеральных штабов многих других государств, новая военная стратегия и крупные изменения в тактике.

Взаимодействие между Бисмарком и Мольтке в военно-политиче­ской сфере примечательно в силу ряда специфических черт первого как политика и второго как военного. Бисмарк показал себя политиком, делавшим ставку на военную силу чаще и решительнее, чем его современники. Мольтке же резко выделялся в военной среде аналитическими способностями, общей культурой, широким кругозором и необычной карьерой.

Отто фон Бисмарк родился в 1815 г., когда Европа окончательно избавилась от владычества Наполеона, – прежде всего благодаря победе России над Великой армией Наполеона в Отечественной войне 1812 г. На Венском конгрессе 1814–1815 гг. была по-новому перекроена политическая карта европейско­го континента. При этом Германия оставалась раздробленной, пози­ции же Пруссии как одного из многочисленных германских государств ослабли.

Политические и дипломатические способности будущего «железно­го канцлера» обнаружились не сразу. В его семье типичных остэльбских юнкеров не было никаких традиций дипломатической службы. В дни молодости Бисмарка наиболее крупные дипломатические посты в Пруссии занимали люди не с немецкими фамилиями, а если и встречались немцы, то чаще всего непрусского происхождения. На протяжении трех столе­тий предки Бисмарка принимали участие во всех войнах против Фран­ции. Его отец и шесть других родственников участвовали в войнах с Наполеоном.

Сам Бисмарк не раз высказывал сожаление, что не выбрал себе карьеру военного^*. Причиной тому была его мать, вышедшая из про­фессорской семьи и страстно желавшая видеть сына дипломатом. По­сле обучения в Геттингенском и Берлинском университетах по курсу пра­воведения Бисмарк лишь с большим трудом прорвался на дипломати­ческую службу². В юности у него были республиканские увлечения, позже Бисмарк стал убежденным монархистом, иногда его взгляды становились ультрароялистскими, а к концу жизни он перешел на бо­лее умеренные позиции.

В мае 1851 г. Бисмарк был назначен советником, а затем посланником Пруссии при Союзном сейме во Франкфурте-на-Майне. Здесь он столкнулся со сложнейшим переплетением отношений между германскими государствами, в результате чего у него выработалась та политическая концепция, которой он в целом остался верен до послед­них дней своей жизни. Бисмарк понял, что настал момент объединения Германии: ради сохранения монархии и дворянства было необходимо, чтобы эти силы сами возглавили дело национального объединения, за­ставив буржуазию следовать за собой. Осознал он и неизбежность столкновения на этом пути между Пруссией и Австрией. Главным же внешним препятствием к объедине­нию Германии была Франция, которая столетиями, особенно со времен Ришелье, делала все возможное, чтобы сохранить Германию в раздроб­ленном состоянии (что, в частности, было зафиксировано в документах Вестфальского мира 1648 г., завершившего Тридцатилетнюю войну).

Бисмарк обладал способностью многому учиться у своих соперни­ков и противников. Он внимательно изучал австрийскую дипломатию, крупнейшим представителем которой был князь К.Меттерних, большой мастер четкого формулирования внешнеполитических целей, многоходовых комбинаций и хитроумных интриг. «Большое преимущество Меттерниха над его противниками, – считает Г.Киссинджер, – заключалось в том, что он знал, чего хочет; и если намечавшиеся им цели не могли дать плодов, то они все же были четко установлены»³. Бисмарк твердо усвоил подобные свойства, резко выделяясь этим среди подавляющего большинства своих современников, действовавших на поприще внешней политики и дипломатии.

Будучи посланником в Петербурге (1859–1862 гг.), Бисмарк тщательно изу­чил и богатый опыт русской дипломатии. По его собственному призна­нию, он брал «уроки дипломатического искусства» у канцлера Алек­сандра Михайловича Горчакова, который был на семнадцать лет стар­ше его, соученика Пушкина по Царскосельскому лицею и одного из са­мых крупных политиков и дипломатов своего времени.

Внешняя политика и дипломатия Бисмарка, который делал ставку на военную силу, напористость и динамику, отличалась также реализ­мом, трезвостью, четким пониманием долгосрочных целей политики и неуклонным следованием им. Заботясь о надлежащем, по его мнению, уровне мощи вооруженных сил Германии, Бисмарк в то же время активно сопротивлялся некоторым наиболее обременительным направ­лениям их развития. Так, он был последовательным противником создания океанского флота для Германии – континентальной державы, пусть даже имевшей заморские колонии. На этой почве он зачастую конфликтовал на завершающей стадии своей карьеры с новым кайзером Вильгельмом II, одержимым идеей морского мо­гущества Германии⁴.

Бисмарк обладал способностью действовать с учетом совокупности многих факторов, влияющих на ту или иную ситуацию, намечая при этом сложный набор комбинаций⁵. Из-под его пера выходили рабо­ты, которые могли бы сделать честь теоретику международных отноше­ний. Они носили по-настоящему системный характер, основывались на солидном знании и, что не менее важно, на понимании и ощущении истории, что позволяло Бисмарку избегать построения жестких схем, давало ему верную ориентацию в эволюционирующей системе координат мировой политики.

Он был одним из немногих политиков и дипломатов своего времени, кто должным образом начал учитывать все возраставшую роль прессы и общественного мнения – как внутри собственной страны, так и в общеевропейском масштабе. В задуманных им многоступенчатых комбинациях Бисмарк имел дело не только с главами государств и кабинетов, но и с различными оппозиционными партиями и силами, что было недоступно многим его современникам.

Во времена Бисмарка одновременно существовало несколько главных центров силы – великие державы в Европе, взаимосвязи между кото­рыми, а также другими субъектами международных отношений в пределах даже одного десятилетия изменялись самым радикальным образом. Своими действиями, подкрепленными германо-прусской военной мощью, организованной и руководимой в первую очередь Большим генеральным штабом Х.Мольтке-старшего, Бисмарк серьезно деформировал систему политического и военного равновесия, которая была создана в результате Венского корнгресса 1815 г. и обеспечивала самый длительный период политико-военной стабильности в Европе.

Нарушение этого равновесия и образование Германской империи в 1871 г. создало и предпосылки для Первой мировой войны, а затем и для Второй мировой войны.

Позднее система международных отношений приобрела иной, менее подвижный и многополярный характер, возникли две противостоящих друг другу коалиции — Тройственный союз центрально-европейских дер­жав и Антанта (Франция и Россия, к которым затем присоединилась Великобритания и уже в ходе Первой мировой войны – Соединенные Штаты).

Успеху внешней политики Бисмарка в немалой степени способствовало то обстоятельство, что в период наибольшей его активности в мировой политике ему, как правило, не противостояли соизмеримые фигуры. Исключение составлял лишь канцлер А.М.Горчаков, никогда не об­ладавший, однако, полномочиями, аналогичными полномочиям Бисмар­ка. Подчас дипломатия Бисмарка становилась исключительно сложной для понимания руководством страны и подавляющей частью ее политической элиты. Кайзер Вильгельм II как-то сказал, что Бисмарк — «единственный человек, который умеет жонглировать с пятью шарами, из которых, по крайней мере, два постоянно находятся в воздухе»⁶.

Последовательно борясь с левыми силами, с революционным движением в Германии, Бисмарк в то же время, исходя из своего понимания германских национальных интересов, был готов в случае необходи­мости делать ставку на революционное движение в другой стране, чтобы изменить в нужном направлении баланс межгосударственных от­ношений.

* * *

Хельмут Карл Бернгард фон Мольтке, немец по происхожде­нию, на первых порах служил офицером в датской армии. Он был старше Бисмарка на 15 лет, родился в 1800 г. в городе Пархам герцогства Мекленбург-Шверинского в дво­рянской семье. Впоследствии перешел на службу в прусскую армию ввиду бесперспективности своей военной карьеры в Дании.

Получив скромное образование в датском кадетском корпусе, Мольтке окончил позже знаменитую Берлинскую военную академию (начальником которой был Карл фон Клаузевиц), а затем всю жизнь настойчиво занимался расширением своих исторических, филологических и географических познаний. Когда в 57 лет он стал начальником прусского Ге­нерального штаба, то, помимо немецкого и датского, владел еще пятью языками — турецким, русским, французским, английским, итальянским. На протяжении всей своей жизни Мольтке много путешествовал. При этом опыт собственно военно-командной деятельности у Мольтке был весьма небольшой: как отмечают многие отечественные и зарубежные авторы, более чем ротой он никогда не командовал.

Мольтке принадлежит немало исторических и военно-научных тру­дов, начиная с перевода на немецкий 12-томной работы английского историка Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи» и кончая его собственной историей рус­ско-турецкой войны 1828–1829 гг., изданной в 1845 г. Под псев­донимом Мольтке опубликовал несколько серьезных политико-историче­ских статей: в 1843 г. он завершил специальную работу о военном значении новых тогда в Европе железных дорог. Не чужд он был и бел­летристике, хотя никогда не относился серьезно к своим литературным опусам. Тем не менее широким военным и общественно-политическим кругам Мольтке был известен преимущественно как автор «Писем о со­стоянии Турции и событиях в ней».

Реформаторская деятельность Мольтке охватывала вопросы и стратегии и тактики. Как и Бисмарк, он многому учился у своих противников, причем даже у разбитых им противников, что отнюдь не характерно для большинства военных авторитетов прошлого и настоящего⁷., В частности, Мольтке подверг существенным изменениям тактику прусской кавалерии, а также артиллерии, многое заимствовав у разгромленных в 1866 г. австрийцев.

А.А.Свечин отмечал, что австрийцы после войны 1859 г. переняли у французов дальнобойную нарезную пушку; они «уловили тенденцию эволюции артиллерии, которая заключалась в том, что артиллерия должна забыть о своем штыке» – о картечи, забыть принципы наполеоновской тактики, использовавшей батареи как орудие ближнего боя, и перестроить всю свою тактику и технику для стрельбы на дальние дистанции. При этом австрийцы использовали свою артиллерию сравнительно массированно, открывая огонь в ряде случаев одновременно более чем ста орудиями. Война 1866 г. продемонстрировала явное превосходство австрийской артиллерии и, как пишет Свечин, только «бесконечное превосходство прусской пехоты над австрийской решало дело»⁸.

Австрийский опыт очень быстро был взят на вооружение Мольтке и его соратниками и преумножен, что обеспечило превосходство прусской артиллерии над французской в войне 1870–1871 гг. В последующие десятилетия и сам Мольтке и его преемники (особенно А. фон Шлиффен) постоянно наращивали возможности германской полевой артиллерии, в первую очередь тяжелой.
Особенностью стратегии Мольтке, наиболее ярко проявившейся во франко-прусской войне 1870–1871 гг., было движение больших армий широким фрон­том и их быстрое сосредоточение на поле сражения, максимальное ис­пользование железных дорог для сосредоточения армии и устройства тыла. Смело отойдя от наполеоновского принципа единства армии на театре военных действий, Мольтке разделил свои силы на несколько армий и впервые управлял ими посредством директив, в которых указы­вались общие задачи и диспозиция⁹. Он провел такую реорганизацию системы мобилизации и стратегического сосредоточения, что она обеспечивала значительный перевес Пруссии над противниками, что сказалось уже в войне с Австрией и особенно ярко – в войне с Францией. Причем для противников Пруссии перед началом войны это оказалось практически незамеченным, что во многом определило ее победу. Традицию секретных стратегических действий Германия поддерживала и развивала в последующие периоды, вплоть до июня 1941 г., когда была совершена гитлеровская агрессия против СССР.

Вершиной военной стратегии Мольтке считается Седанская операция 1870 г. – «щепообразный зажим неприятеля с двух сторон», переходящий в окружение, обеспечение которого облегчалось наличием таких препятствий, как река Маас и бельгийская граница¹⁰. Рельефное представление о весьма необычной фигуре крупнейшего полководца дает следующая оценка А.А.Свечина: «...когда Мольт­ке был выдвинут на пост начальника генерального штаба, это был прус­ский генерал, чрезвычайно отставший от военной жизни, но зато представлявший настоящего ученого, очень компетентного в географии, в древнейшей истории Рима, в филологии, в политике, стоявший в курсе культурной и экономической эволюции Европы. И этот почти штатский человек, по прихоти случая поставленный во главе прусского Генераль­ного штаба, сумел разгадать дух новой стратегии… Изучая карьеру Мольтке-старшего, получаешь представление, что его позиция наблюда­теля армии со стороны, давшая ему возможность углубиться во многие вопросы и умственно расти, чего лишены часто перегруженные работой практические деятели, и обусловила превосходство его мышления после достижения им шестидесятилетнего возраста. Правда, Мольтке был исключительный человек»¹¹. Неоднократно воздавали должное фельдмаршалу Мольтке и создан­ной им мощной военной машине известные советские полководцы, военачальники и военные теоретики М.В.Фрунзе, Б.М.Шапошников, М.Н.Тухачевский, Г.С.Иссерсон и другие¹².

Мольтке создал исключительно эффективный орган военного управления – Большой генеральный штаб, сосредоточив в нем высокообразованных как в профессиональном, так и в общекультурном плане офицеров-единомышленников¹³. Основой влияния этого Генштаба был прежде всего высокий интеллектуальный уровень его офицеров, значительно превосходивший средний уровень как прусского офицерского корпуса в целом, так и гражданского чиновничества Пруссии (да и всей Германии).

В течение первых девяти лет своей работы в качестве на­чальника прусского Генштаба Мольтке не располагал доста­точным авторитетом, чтобы выдвинуться на первый план и за­ставить прислушаться к голосу Генерального штаба в важней­ших вопросах подготовки к войне. Большая военная реформа 1860 г. была проведена энергичным военным министром А.Рооном без участия Мольтке, которого даже не пригласили на главное совещание¹⁴. Подготовка к австро-прусской войне 1866 г. оказалась почти исключительно в руках не Мольтке, а военного министра Роона. В этих условиях Мольтке сосредоточился на углубленной подготовке небольшой группы офицеров тщательно отобран­ного ядра Генерального штаба.

Весь Генштаб Пруссии в 1857 г. состоял из 64 офицеров, через 10 лет он вырос до 119 офицеров. Постоянное внимание Мольтке уделял работе военно-исторического отделения Ген­штаба, которое, по словам Свечина, стало кафедрой, с которой Мольтке со своими «поучениями» мог обращаться к прусскому командному составу за пределами собственно Генштаба^*.

В 1862 г., по горячим следам австро-итало-французской войны 1859 г., под руководством Мольтке подготовлен труд «История итальянского похода 1859 года». Во­енно-историческое изложение событий обратилось у него в ясное обсуждение острых вопросов современной стратегии и тактики; эта манера исторической критики легла в основу последующих подобных трудов германского Генштаба, которым стали подражать и в других странах.

Сразу же после завершения австро-прусской войны 1866 г. Мольтке со своим Генштабом приступил к интенсивной работе по обобщению ее опыта. Эта задача была несравненно сложнее предыдущей, поскольку она непосредственно задевала многих командующих, принадлежавших к высшему слою прус­ской аристократии. Поэтому Мольтке одновременно с открытым трудом по ис­тории войны, который в результате сглаживания острых углов утрачивал свою ценность, организовал секретное исследование, нацеленное на выявление всех недостатков прусской военной организации, характерных ошибок командования, слабых мест в тактике. В результате в 1868 г. был подготовлен «Мемуар об опыте, вытекающем из рассмотрения кампании 1866 г.», доложенный Мольтке прусскому королю, бывшему одновременно Верховным Главнокомандующим. После того, как он был с одобрением принят королем Вильгельмом I, в 1869 г. генштабисты Мольтке переработали его в «Инструкцию для высших строевых начальников», разосланную всем началь­никам прусской армии от командира полка и выше.

Именно этот момент являлся решающим в завоевании прусским Генштабом того места в системе стратегического управления, которым он известен и по настоящее время. Мольтке захватил инициативу в главнейших вопросах военного дела, пользуясь тем, что военный министр Пруссии Роон был поглощен огромным количеством текущих забот и не мог уде­лять должного внимания изучению опыта современной войны.

Уже на основе разработок Генштаба, а не аппарата военного министра был составлен новый мобилизационный план, реализация которого во многом предопределила разгром Франции коалицией германских государств. В результате деятельности прусского Большого генерального штаба во главе с Мольтке к франко-прусской войне 1870–1871 гг. срок мобилизации и перевозок войск в район сосредоточения был сокращен за три года вдвое, что было колоссальным достижением, практически нe принятым во внимание французским государственным руководством и военным командованием.

В сферу компетенции Генштаба в годы, непосредственно предшествовавшие франко-прусской войне, вошли многие другие вопросы, решение которых было составной частью плана войны.

Но важнейшей, центральной сферой этого действительно выдающегося органа управления оставалась работа по опреде­лению новых форм и способов ведения вооруженной борьбы, по разработке методов стратегического сосредоточения и раз­вертывания войск на прочной базе серьезнейших военно-научных исследований, которые велись на основе самых высо­ких по тем временам стандартов европейской науки.

Важно, что ценность научного подхода Мольтке, глубоко продуманных усилий Генштаба была вовремя понята Верхов­ным Главнокомандующим – прусским королем, с 1871 г. германским императором Вильгельмом I, который оказался для этого достаточно образованным и гра­мотным в военно-стратегических вопросах, о чем, к сожале­нию, мало кто вспоминал и вспоминает из авторов, пишущих на соответствующие военные темы.

В своей речи на банкете в германском Генеральном штабе, посвященном столетию со дня рождения Хельмута Мольтке, начальник Генерального штаба Альфред фон Шлиффен акцентировал внимание на такой характерной черте поведения Мольтке, как «уверенность ученого». При этом она сочеталась у Мольтке, по словам Шлиффена, с «огнем непреклонной воли к победе», с «беспощадным стремлением к уничтожению противника». И это, заключил фон Шлиффен, можно было обнаружить «только по его действиям», поскольку Мольтке «внешне сохранял спо­койствие и равновесие, которыми отмечена вся его жизнь»¹⁵. Фон Шлиффен небезосновательно отметил отли­чие Мольтке от многих других полководцев (имея в виду прежде всего Наполеона Бонапарта), жизнь которых раз­вивалась, как драма, и которые погибали, как герои траги­ческого представления. «Для такого результата жизненного пути Мольтке, – писал фон Шлиффен, – ему недоставало всего, т.е. страсти, тщеславия, эгоизма», он «жил не для себя, а для других»¹⁶.
Генеральный штаб Мольтке-старшего к франко-прусской войне 1870–1871 гг. из органа вспомогательного превратился в орган прямого управления германской армией, а сам Молътке, пользуясь выражением Б.М.Шапошникова, – в «скрытого главнокомандующего», хотя официальным главнокомандую­щим оставался Вильгельм I.

Офицеры Генерального штаба Мольтке были подобраны таким образом, что они одновременно являлись и творческими личностями, и высокодисциплинированными ис­полнителями решений своего шефа. Эту традицию развил и закрепил Альфред фон Шлиффен, возглавлявший германский Генеральный штаб.

Шлиффен был автором целой серии теоретических работ, сыгравших большую роль в фор­мировании немецкой стратегической, оперативной и тактиче­ской мысли всей первой половины XX в. Судьба идей фон Шлиффена, о котором помнят едва ли не несколько профессионалов-историков, исключительно инте­ресна и поучительна. План разгрома Франции («план Шлиффена»), основывавшийся на его опубли­кованной и неоднократно обсуждавшейся идее «ганнибаловых Канн» (разгрома противника путем ударов с флангов и тыла), его преемником на посту начальника германского Генерального штаба Мольтке-младшим в стратегическом масштабе в 1914 г. не был реализован, поскольку установки Шлиффена, к тому времени уже покойного, были выполнены не до конца. Не разгромив воо­руженные силы Франции в первые несколько недель, Герма­ния за четыре года до окончания Первой мировой войны проиграла ее.

Однако идеи фон Шлиффена продолжали жить и раз­виваться в германской военно-стратегической и оператив­ной сфере и в 1920-е и в 1930-е гг. Они привлекли внимание и военных специалистов в СССР. Их значение понял А.А.Свечин, добившийся пуб­ликации сборника основных трудов фон Шлиффена под об­щим наименованием «Канны» в двух томах, с большим чис­лом карт и схем во втором томе. Труд этот увидел свет в 1936 г. С тех пор, насколько мне известно, он в нашей стране не переиздавался.

Внимательное изучение трудов фон Шлиффена и со­поставление их с доминировавшими публикациями немецких военных теоретиков, а также профессиональная оценка тенденций в развитии рейхсвера и сменившего его вермахта могли дать вполне отчетливое представление об основных стратегических замыслах и оперативных формах, которые вермахт намеревался использовать во Второй мировой войне.

К сожалению, подобный анализ не был сделан – и не мог быть сделан в условиях утраты Красной Армией того интел­лектуального профессионального слоя, который все еще имелся вплоть до 1937 г., хотя и в ослабленном состоянии после первой волны репрессий в отношении командного со­става РККА и РККФ в конце 1920-х – начале 1930-х гг.
У германских генштабистов выра­боталась особая профессиональная этика. Практически все офицеры были обязаны детально изучать и знать труды Клаузевица, осо­бенно его главный труд «О войне». Наличие прочной теоретической базы, содержавшейся в работах Клаузевица (во многом, как считали немецкие генштабисты, недоступных пониманию подавляющего большинства иностранцев), обоснованно счи­талось одним из важнейших преимуществ германской воен­ной машины, демонстрировавшей даже в условиях тяжелых стратегических поражений в Первую и во Вторую мировые войны выдающиеся качества — на оперативном и на такти­ческом уровне.

На конечном этапе Первой мировой войны германский Генштаб во главе с генерал-фельдмаршалом Паулем фон Гинденбургом и генералом Эрихом Людендорфом фактически подчинил себе всю жизнь страны¹⁷. Это обернулось для Германии поражени­ем не столько на театре военных действий, сколько в тылу: в изнуренных колоссальным напряжением германской промышленности и германском сельском хозяйстве зародилась мощная волна общественного недовольства. Это привело к революции 1918 г. в Германии, которая ликвидировала Германскую импе­рию, хотя Германия и не потерпела решающего военного поражения на Западном фронте, захватила огромные территории в России после гибели Российской империи и заключила выгодный для себя и тяжелейший для РСФСР Бре­стский мир¹⁸. Гибель Германской империи стала прямым следствием того, как писал Б.М.Шапошников, что, «германский Генераль­ный штаб вел свою военную политику, основанную на мили­таризме, без учета “первичного” (политики как таковой. — А.К.) в ней и в своих политических предпосылках был, безусловно, безграмотен. Политика Генерального штаба была “ка­зенного образца”, была политикой специалистов своего дела, но не государственных людей»¹⁹. Такой довольно резкой оценкой Б.М.Шапошников пы­тался показать своим коллегам – военным профессионалам то место, которое должен занимать Генштаб (или его ана­лог) в системе стратегического управления, ни в коей мере не претендуя на то, чтобы быть органом и высшего управления государством.

Проблема соразмерности роли Генштаба, военного ведом­ства в целом (особенно если оно возглавляется не граждан­скими, а военными людьми) сохранится еще очень долгое время, пока имеются значительные вооруженные силы, а война остается одним из важнейших инстру­ментов политики. Поскольку кардинального изменения поло­жения здесь не предвидится, с этой проблемой придется иметь дело любому государственному руководству в нашей стране сейчас и в необозримом будущем.

* * *

И Бисмарк и Мольтке немало размышляли о том, как должны складываться взаимоотношения между политикой и военной стратегией.

Мольтке, как уже говорилось, сожалел о том, что политика неотделима от стратегии, и пытался поставить ее в определенные рамки, допуская влияние политики только на начало и окончание войны.

Бисмарк придерживался иной точки зрения. Разъясняя свое отношение к вопросу о роли политики и дипломатии в ходе войны, он отмечал: «Задача военного командования – уничтоже­ние неприятельских вооруженных сил; цель войны – добиться мира на условиях, соответствующих политике… Определение и ограничение целей, которые должны быть до­стигнуты войной, и соответствующие советы монарху – все это является и остается во время войны, как и до нее, политической задачей, то или иное решение которой не может не влиять на способ ведения вой­ны». Обращает внимание Бисмарк и на обратную связь между полити­кой и военной стратегией: «Компетентный же министр может подать королю авторитетный совет только в том случае, когда ему известны положение дел и планы военного командования в каждый данный момент»²⁰.

* * *

Подготавливая войну Пруссии с Австрией, которая в то время занимала более высокое место в иерархии европейских центров силы, Бисмарк проделал сложнейшую политико-дипломатиче­скую работу, обеспечившую необходимые политические условия для действий прусской армии.

Что касается позиции России, то здесь его задача во многом облегчалась натянутыми отношениями между Веной и Петербургом, сложившимися еще со времен Крымской войны. Бисмарк был уверен, что Алек­сандр II не станет препятствовать тому, чтобы Пруссия нанесла удар по Австрии. Поведение австрийского императора Франца Иосифа I во время Крымской войны, грубое оскорбление, нанесенное России на Парижском конгрессе 1856 г. австрийским канцлером Буолем, Александр II рассматривал как предательство со стороны австрийской монархии, особенно если учесть, что во вре­мя европейской революции 1848–1849 гг. она была спасена императором Николаем I, пославшим войска под командованием генерал-фельдмаршала И.Ф.Паскевича на подавление венгерско­го национального восстания.

В ходе подготовки войны с Австрией Бисмарку удалось не только правильно определить позицию России, но нейтрализовать и Францию. Одновременно он заключил союзный договор с Италией, которая в том же 1866 г. начала освободительную войну против австрийского господства. Это поста­вило Австрию перед необходимостью вести войну сразу на два фронта.

Тем не менее степень риска в развязывании войны против Австрии была еще очень велика. На стороне Австрии в этой войне участвовали такие германские государства, как Бавария, Саксония, Ганновер, Вюртемберг, Баден, Гессен, Нассау, Франкфурт. Не был улажен конфликт между королем и ландтагом в самой Пруссии. По всей Гер­мании, в том числе в Пруссии, Бисмарк подвергался резкой критике за развязывание братоубийственной войны. Правда, целенаправленным распространением слухов о возможности внезапного нападения Пруссии на Австрию он добился того, что Австрия первой начала проводить мо­билизационные мероприятия, наращивая свою группировку в Богемии.

Этот факт был немедленно раздут находившимися под влиянием Бисмарка германскими органами печати. А.А.Свечин писал по этому поводу: «Таким образом, Бисмарк предпочел в войну 1866 г. отказаться от тех выгод, которые давала бы­строта прусской мобилизации, чтобы не брать на себя одиозность нача­ла войны и не ставить Пруссию в невыгодное политическое положение. Политика подчинила себе стратегию. В начале Мировой войны (1914 го­да. – А.К.) создалось обратное положение, и прусский генеральный штаб своим внезапным ударом на Льеж постарался использовать в пол­ной мере большую военную готовность Германии в явный ущерб ее по­литике»²¹.

Война началась 16 июня 1866 г. вторжением войск Пруссии в Ганновер, Гессен и Саксонию. Одновременно против Австрии выступили итальянцы, потерпевшие поражение под Кустоцей 24 июня: итальянская армия просто бежала от уступавших ей по численности сил австрийцев. Положение спас Мольтке. Обеспечив быстрое сосредоточение и развертывание прусских сил, он вызвал решитель­ное сражение под Садовой с австрийским фельдмаршалом Бенедеком уже 3 июля 1866 года, закончившееся сокрушительным поражением ав­стрийцев.

По сведениям некоторых близких к Бисмарку людей, в тот день у него был яд в кармане. Сам он говорил вскоре после этой битвы, что если бы прусские войска потерпели здесь поражение, то он постарался бы погибнуть в сражении²². Бисмарк понимал, что в случае неудачи ему пришлось бы в качестве расплаты за непопулярную и непобедоносную войну по крайней мере навсегда расстаться с политикой и дипломатией, что для него было бы равнозначно гражданской смерти.

Победа под Садовой оказалась, таким образом, той точкой во времени и пространстве, где политика Бисмарка и высшая стратегия Мольтке полностью совпали. Именно после этой победы Мольтке стано­вится первым среди генералов не только Пруссии, но и Германии, при­обретает тот авторитет, который он потом сохранял и приумножал всю жизнь.

Но победа под Садовой, в целом укреплявшая престиж и могуще­ство Пруссии, могла иметь несколько вариантов политических последствий. Оформление результатов победы было важнейшей и, как оказалось, наиболее сложной задачей для Бисмарка, может быть, более сложной, чем обеспечение политической изоляции Австрии перед началом вой­ны с нею.

Король Вильгельм I и окружавшие его генералы, опьяненные побе­дой прусской армии, только и говорили о продолжении войны, о захвате Вены, завершении разгрома Австрии. Бисмарк очутился в явном меньшинстве, когда решительно воспротивился этому^*. Он настаивал на том, что теперь нужно лишь добиться от Австрии ее выхода из Герман­ского союза, отказа от Гольштейна и согласия на образование Северо-Германского союза под верховенством Пруссии. В сопоставлении с мас­штабом одержанной прусской армией военной победы условия мира, о которых говорил Бисмарк, были весьма скромными.

Отстаивая необходимость заключения такого мира с Австрией, Бисмарк исходил из целой системы представлений о будущем значении Австрии для долгосрочных национальных интересов Пруссии и Германии. Он видел уже следующую фазу трансформации системы мировой политики, имел в виду в первую очередь создание условий, при которых не было бы естественных союзников у Франции — главного предмета забот Бисмарка в его политическом курсе на объединение Германии под эгидой Пруссии. Его оппоненты-ге­нералы, включая Мольтке, таким видением перспективы не обладали.

Едва ли не центральную роль в расчетах Бисмарка при этом играли политико-психологические соображения, прежде всего нежелание унижать национальное достоинство австрийцев и выдвигать такие жесткие условия мира, которые сделали бы Австрию врагом Пруссии на долгие годы²³.

Из объяснений Бисмарка, которыми он мотивировал необходимость выработки сравнительно мягких условий мира с Австрией, можно вычле­нить следующие элементы:

- «Нам следовало бы избежать, чтобы Австрии была нанесена тяжелая рана, чтобы у нее надолго осталась большая, чем это нужно, горечь и потребность в реванше».

- «Мы, наоборот, должны сохранить возможность снова сбли­зиться с теперешним нашим противником и при всех случаях видеть в австрийском государстве фигуру на европейской шахматной доске, а в возобновлении отношений с ним — такой шахматный ход, который мы должны оставлять себе открытым».

- «Если бы Австрии был нанесен серьезный ущерб, то она сдела­лась бы союзницей Франции и каждого из наших противников; даже свои антирусские интересы она принесла бы в жертву тому, чтобы взять реванш у Пруссии»²⁴.

Несомненно, заслуживают внимания и размышления Бисмарка о том, почему не в интересах Германии был бы распад Австрийской империи. «...Я не мог себе представить, – писал он, – приемлемого для нас в бу­дущем устройства земель, составляющих австрийскую монархию, если бы она оказалась разрушенной венгерскими и славянскими восстания­ми или надолго попала бы в зависимое положение. Чем заполнить то пространство Европы, которое занимает до сих пор австрийская монархия от Тироля до Буковины? Новые образования на этом пространстве могли бы быть только надолго революционными по своей природе»²⁵.

В спорах с королем Вильгельмом I и военными, подчас самых острых, в конце концов победили логика и характер Бисмарка. Сыграла свою роль и угроза Бисмарка немедленно подать в отставку с поста канцле­ра и отправиться в армию простым офицером. Король Вильгельм I со­гласился со своим канцлером, однако сделал это с оговоркой, записав для потомков, что вынужден отказаться от продолжения войны, так как «мой министр оставляет меня в трудном положении перед лицом неприятеля». Вильгельм I заявил Бисмарку, что эту запись он отдает в государственный архив, но Бисмарка и это не смогло поколебать²⁶. Тем самым Бисмарк продемонстрировал свой особый нрав и выдающийся характер, что нечасто встречается в высших эшелонах власти.

* * *

Несмотря на быстрое возвышение Пруссии после ее победы над Австрией в войне 1866 г., когда Пруссия стала неоспоримым лидером среди германских государств, дипломатическая подготовка войны против Франции была для Бисмарка делом не менее сложным, чем подго­товка войны против Австрии. На следующий год после поражения Австрии Мольтке стал настаивать на необходимости начать превентивную войну против Франции. Бисмарк воспротивился этому, хотя и не сомневался, что с сугубо военно-стратегической точки зрения для Пруссии гораздо выгоднее было бы разбить Францию в 1867 г., что среди прочего значительно облегчило бы бремя военных расходов Пруссии. Но Бисмарк твердо придерживался позиции, согласно которой политические соображения должны брать верх над военно-стратегическими, в частности он считал, что военная кампания Пруссии против Франции не может начаться до того, как удастся привлечь южно-германские государства (прежде всего католическую Баварию) к более тесному военному сотрудничеству с Пруссией²⁷.

Французский император Наполеон III всячески добивался того, чтобы в случае войны с Пруссией Австро-Венгрия (образована в 1867 г.) и Италия вмешались бы на стороне Франции. Бисмарк, естественно, прилагал все усилия, чтобы не допустить этого. И его старания в конечном счете увенчались полным успехом. Едва ли не решающую роль могла тут сыграть позиция Рос­сии. Однако с французской стороны было сделано много такого, что да­же без особых усилий со стороны Бисмарка Россия в конце концов оста­лась в этом конфликте нейтральной.

В целом дипломатия Бисмарка обеспечила прусско-германской стратегии, немецким военным едва ли не самые выгодные внешнеполитические условия, позволив сосредоточить все усилия германских войск на одном — французском – фронте. Более того, заботясь об общест­венном мнении, Бисмарк умело спровоцировал французскую военную партию, а под ее воздействием и императорский двор, французскую общественность на то, чтобы Франция, бу­дучи при этом не готова к войне, сама объявила войну Пруссии²⁸.

Однако это отнюдь не создало гармонии во взаимоотношениях между Бисмарком и военными, между германской политикой и германской во­енной стратегией в ходе франко-прусской войны. Наоборот, в этих взаимоотношениях конфликтный элемент стал еще более значительным. «Неприязнь, которую высшие военные круги питали ко мне со времени войны с Австрией, сохранилась у них в течение всей французской кампании... В походе я и мои чиновники ощущали это решительно во всем, вплоть до снабжения и расквартирования»²⁹, — вспоминал впоследствии Бисмарк.

Уже с самого начала войны Бисмарку довелось узнать о твердом намерении военных не пускать его на совещания по военным вопросам — тогдашнего подобия ставки верховного главнокомандования. Бисмарка не только не приглашали на такие совещания, но и старались держать в неведении относительно всех военных планов, устроив ему фактически бойкот по военным вопросам.

Дело дошло до того, что сведения о положении дел на фронте, ко­торые были необходимы Бисмарку для разработки политических акций, он был вынужден добывать либо у представителей английской прессы, либо у нескольких германских владетельных князей, подвизавшихся на различных второстепенных ролях при главной штаб-квартире.

После первых крупных успехов германской армии, обеспеченных прежде всего превосходством прусско-германского мобилизационного механизма, созданного Мольтке, Бисмарк стал настаивать на скорейшем завершении воины. Он считал это необходимым, опасаясь вмешательства нейтральных держав и созыва ими конгресса, который не дал бы возможности немцам полностью определить условия мира с Францией. «Вмешательство могло иметь лишь ту тенденцию, – вспоминал Бисмарк, – чтобы при посредстве конгресса урезать плоды нашей, немцев, победы. Эта опасность, не дававшая мне покоя ни днем, ни ночью, возбудила во мне стремление ускорить заключение мира, чтобы избежать при этом вмешательства нейтральных держав. До овладения Парижем это было бы неосуществимо, что нетрудно было предвидеть, учитывая традиционную преобладающую роль столицы во Франции»³⁰.

Оттяжка решительных действий увеличивала опасность неожидан­ных поражений германской армии, а также эпидемии вроде холеры, разразившейся в 1866 г. под Веной. Медлительность Мольтке в вопросе о взятии Парижа дала возможность французским провинциям выста­вить многочисленную армию и заставила пруссаков вести тяжелую зим­нюю кампанию 1870–1871 годов³¹.

Опасения Бисмарка не оправдались. Ни Россия, ни Австро-Венгрия в войну не вмешались и не созвали конгресса, который явно ограничил бы масштабы прусско-германских приобретений³². Значи­тельную роль здесь сыграло поведение А.М.Горчакова, который отказался от предложений австрийцев о коллективном выступлении держав перед прусским правительством. Более того, Горчаков советовал Тьеру, ока­завшемуся во главе версальского правительства Франции после паде­ния Второй империи, скорее заключить мир (он рекомендовал также пруссакам заключить мир на началах умеренности). Это во многом объясняется тем, что в тот момент Бисмарк подтвер­дил данное Горчакову еще 21 сентября 1866 г. обещание после победы Пруссии над Австрией оказать России поддержку в отмене унизительных для нее статей подписанного после поражения России в Крымской войне Парижского трактата 1856 г., запрещавших ей дер­жать флот на Черном море (но достаточно ли высокой ценой это было за предоставление Бисмарку практически полной свободы рук в созда­нии Германской империи, в решении судьбы Франции? Не утратил ли в этом случае Горчаков понимание истинных масштабов происходивших событий?).

10 мая 1871 г. был подписан мирный договор между Германией и Францией — Франкфуртский мир. Одним из его важнейших элементов явилось присоединение к Германии Эльзаса и Лотарингии, включенных в состав Франции в XVII столетии Ришелье и Людовиком XIV³³. На протяжения жизни нескольких поколений Эльзас и Лотарингия в культурном, в том числе языковом, а также в экономическом и политическом отношении были частью Франции.

Еще в 1867 г. Бисмарк заверял англичанина Кингстоуна, что никаких аннексий за счет Франции он производить не собирается: «Мы никогда не начнем войны, потому что нам нечего приобретать. Если предположить, что Франция будет совсем завоевана, а прусские гарни­зоны расположены в Париже, то что нам придется делать со своей по­бедой? Ведь не можем же мы захватить Эльзас, ибо эльзасцы стали французами и французами желают остаться»³⁴.

В это время Бисмарк уже готовился к войне с Францией, а Фран­ция, в свою очередь, готовилась к войне с Пруссией, не желая видеть рядом с собой объединенную Германию. Тем не менее, как считают некоторые историки, в этих словах Бисмарка была и правда. Бисмарк действительно поначалу возражал против аннексии Эльзаса и Лотарин­гии. Однако на этом решительно настаивали и Мольтке, и весь гене­ралитет, руководствуясь прежде всего стратегическими сообра­жениями³⁵.

Приобретение Эльзаса и Лотарингии действительно приносило Германии серьезные военно-стратегические выгоды. Наличие Эльзаса у Франции создавало для нее дополнительные возможности для вторжения в Южную Германию, которая была едва ли не самым ненадежным участком молодой империи, где преобладало католическое население, во многом тяготевшее к Франции. После перехо­да Эльзаса в руки Германии между двумя государствами кроме линии по реке Рейн оказалась еще и горная цепь Вогезов, труднопроходимых для крупных соединений. За счет Лотарингии же Германия при­обретала плацдарм для удара в сердце Франции – Париж – через так называемую «вогезскую дыру».

Вопрос об Эльзасе и Лотарингии стал одним из главных в подго­товке Францией реванша против Германии. Французские правые по­стоянно выдвигали идею реванша, чтобы укрепить свои внутриполити­ческие позиции перед лицом социалистов, либералов, различных уме­ренных сил. Аннексия Эльзаса и Лотарингии придала движению за ре­ванш оборонительную видимость, дала ему такую силу во Франции, какой оно без этой аннексии никогда бы не приобрело.

Союз республиканской Франции с монархической Россией, оформившийся в основном уже после ухода Бисмарка с поста канцлера Германии, действительно во многом определялся заинтересованностью Франции в возвращении Эльзаса и Лотарингии. Их значение (особенно Лотарингии) ощутимо возросло в ходе развития промышленности и техники в Евро­пе, которые нуждались во все возраставших количествах в лотарингских железной руде и угле.

Версальский мирный договор 1919 г., зафиксировавший поражение Германии и ее союзников в Первой мировой войне, вернул Франции Эльзас и Лотарннгию. Так что в итоге преобладание военно-стратегических соображений, которого добился Х.Мольтке при подписании мирного договора с Францией в 1871 г., обернулось через сорок семь лет тяжелым поражением Германии, крушением Гер­манской империи.

Но это было поражение не только в Первой мировой войне. В свою очередь, Версальский мир, его тяжелые условия для Германии во многом стали питательной средой для германского национализма, реваншизма и милитаризма, в результате чего к власти в Германии пришли национал-социалисты во главе с Гитлером, развязавшие в Европе еще более истребительную Вторую мировую войну, которая закончилась еще более сокрушительным поражением Германии. Эльзас и Лотарингия снова оказались в конечном счете в составе Франции.