Логические учения Т. Гоббса и Д. Локка

П.С. Попов

История логики нового времени

ИЗДАТЕЛЬСТВО

МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

1960

Сканирование:

Кафедра русской классической литературы и теоретического литературоведения Елецкого государственного университета

http://narrativ.boom.ru/library.htm

(Библиотека «Narrativ»)

narrativ@list.ru
Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Московского университета

Предисловие

История логики нового времени охватывает в настоящем издании период от Бэкона до конца XIX в.

Что касается развития марксистской диалектической логики в XIX в., то это образует особый цикл, выходящий за пределы книги.

Настоящая работа является итогом, сводкой лекций по истории логики, которые читались за последние годы на философском факультете МГУ для студентов, специализирующихся по логике. Для настоящего издания весь текст вновь пересмотрен, несколько расширен и заново проредактирован.

Особенностью данной работы является то, что автор не ставил себе целью обязательно охватить весь материал. Читатель без сомнения найдет пробелы.

С другой стороны, автор расширял свое изложение в отношении логических взглядов тех философов, которые по разным причинам в настоящее время заслуживают особого внимания среди других представителей логики. Так, в работе подробно анализируются взгляды Г. В. Лейбница, поскольку для современной логики система Лейбница сыграла особую роль: как известно, такие представители математической логики XX в., как Л. Кутюра и Б. Рассел, истолковывают учение Лейбница как первый и основоположный образец логистики. Поскольку с таким истолкованием автор по существу не согласен, ему пришлось излагать не только взгляды самого Лейбница и собственное понимание его системы, но и ознакомить читателей с интерпретацией учения Лейбница со стороны Кутюра и других комментаторов с целью их критики.

Автору также пришлось подробно останавливаться на И. Канте, используя последнее издание его рукописного наследия (1924 г.). В этом издании воспроизведены все черновые записи и наброски Канта по формальной логике, пролежавшие под спудом свыше ста лет и до сих пор не обсуждавшиеся в печати.
3

Затерявшаяся, как анонимная, статья Д. Дидро «Логика», опубликованная в «Энциклопедии», подробно разбирается в работе в связи с тем, что историки философии и логики о ней обычно даже не упоминают.

Поскольку некоторые логические школы конца XIX в. оказали решающее влияние на широко распространенное в настоящее время в США направление феноменологической философии, в работе подробно рассматриваются зачатки этого направления в XIX в. В частности, подробно анализируются забытые в наши дни логические воззрения Г. Лотце, подготовившие почву для разработки установок самого авторитетного в первые десятилетия XX в. философа и логика идеалиста Э. Гуссерля.

Наоборот, общеизвестное автор не излагает, отсылая к таким пособиям, где уже с давних лет соответствующие обзоры давались со всеми подробностями (например, изложение учения Милля об индукции).

Рассматриваемый в публикуемой работе материал в существующих пособиях по истории логики до сих пор не являлся предметом специального анализа (в противоположность истории античной логики), — за исключением зарубежных работ Шольца (Н. Scholz. «Geschichte der Logik», 1931) и Энриквеса (F. Enriques. «Per la storia della Logica», 1922), а также новой книги Бохеньского «Formale Logik» и лекций по истории логики Т. Котарбинского.

Но оба названных автора заинтересованы в том, чтобы представить в историческом разрезе развитие математической логики. В настоящем издании логика, наоборот, берется, как общая логика, в теоретико-познавательном аспекте: автор не был специально занят проблемой истории логики как особой математической дисциплины.

Данное издание охватывает материал по истории логики с эпохи Бэкона до начала нынешнего века. Циклы лекций по современным направлениям в логике, а также по истории логики в России читаются на факультете в особых курсах.

Глава I. Бэкон и его учение об индукции

Логика нового времени, как протест против застоя средневековой мысли, открывается философской деятельностью Френсиса Бэкона (1561 — 1626). В Бэконе воплотились первые достижения ранней буржуазной культуры, пришедшей на смену философским течениям эпохи феодализма. Согласно характеристике Карла Маркса, Бэкон — «родоначальник английского материализма и всей современной экспериментирующей науки»¹. Маркс писал: «Естествознание является в его глазах истинной наукой, а физика, опирающаяся на чувственный опыт, — важнейшей частью естествознания»². По образному выражению Маркса, у Бэкона «материя улыбается своим поэтически-чувственным блеском всему человеку»³.

Как представитель нового временя Бэкон решительно отвергает высшие авторитеты предшествующей философии. Высоко оценивая деятельность материалистов античной эпохи, он в то же время с явным презрением относится к представителям идеализма. Последним он дает следующую характеристику: «Когда Римская империя наводнилась варварами, когда человеческая наука гибла, философия Аристотеля и Платона, как менее плотные и более легкие щепки, сохранились в потоке времени»⁴. Слова эти весьма показательны для Бэкона и вместе с тем исторически совершенно несправедливы.

Бэкон жил в эпоху, которую Маркс назвал «прологом ан-

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, изд. 2. Госполитиздат, М., 1955, стр. 142.

² Там же.

³ Там же, стр. 143.

⁴ F. Bacon. The Works. Vol. П. L., 1871, „Novum Organon“, ch. I, § 77. Последующие ссылки на это произведение приводятся в тексте и содержат указание на главу и параграф. Все приведенные в тексте настоящей книги цитаты из иностранных источников даются в переводе автора или в авторской редакции.
5

глийской революции». Революция эта послужила базой для процветания буржуазной культуры. По своему происхождению и официальному положению Бэкон принадлежал к высшим слоям бюрократии. Для Бэкона народ является источником смут и беспокойства. В своем утопическом произведении «Новая Атлантида» Бэкон утверждает, что золотой век достигается путем просвещения, развития торговли и техники.

Литературные замыслы Бэкона отличались исключительной широтой. Им был задуман большой труд «Великое восстановление наук». Написаны были, однако, только две части — «О достоинстве и приращении наук» и «Новый органон» (1620). В последней части нашли свое выражение основные положения Бэкона по вопросам логики. Кроме названных трудов, следует упомянуть его последний трактат «О принципах и началах».

В произведениях Бэкона можно заметить особую склонность к систематизации знания, к различного рода классификациям, перечням и т. п.

В основу классификации наук он кладет познавательные способности человека. Основными способностями Бэкон считает память, фантазий и разум. Памяти соответствует такая наука, как история. Фантазия находит свое воплощение в поэзии. Продуктом разума является философия. Философия в свою очередь распадается на три отдела: учение о боге, о природе, о человеке.

Наличие первого раздела свидетельствует о том, что в силу определенных исторических условий материализм может совмещаться с религией. Будучи убежденным материалистом, Бэкон продолжал оставаться приверженцем религии: в собрании его сочинений видное место занимают богословские труды. Однако философия в собственном смысле, выявление основных научных установок у Бэкона носят печать критического, строго научного подхода.

Второй и третий разделы философии Бэкона, охватывающие науки о природе и человеке, включают астрономию, этику, логику и политику. Показательно, что логику Бэкон относит к наукам о природе.

У Бэкона мы встречаем много мыслей, созвучных нашим материалистическим установкам. Таково прежде всего его учение о практике. Исходной мыслью Бэкона в «Новом органоне» является положение, что «природа побеждается только подчинением ей» (I, 3). Конечной целью всякого знания является применение его к практике: «Scimus ut operemur» — «мы познаем, чтобы действовать». Если мы узнали, что природа создает вещи, то мы должны научиться производить их для себя. «Знание — сила» — любимая поговорка Бэкона.

Исторически вполне понятно, почему в своем учении о познании Бэкон стал выдвигать на первый план практику. Первый век деятельности ранней буржуазии — век изобретений. Изобретение пороха, компаса, книгопечатания — все это не сводится к достижениям, для которых достаточным фактором была бы простая наблюдательность человека; тут требовалось большее — активное отношение человека к явлениям окружающей природы, к условиям жизни общества.

Понимание Бэконом практики нельзя втиснуть в узкие рамки чисто утилитарного объяснения ее, как это характерно для современного англо-американского прагматизма. Принципиально противоположную сущность этих взглядов можно показать в связи с учением Бэкона о различии плодоносных и светоносных опытов. Плодоносные опыты соответствуют прагматистскому пониманию опыта, так как значение их заключается лишь в том, что они непосредственно дают практический результат. Здесь есть момент узкоутилитарный. Опыты светоносные, напротив, не доставляют сразу пользы, но имеют большее значение, ибо обнаруживают причинную связь между явлениями. Важно не скороспелое собирание плодов, а такое выращивание их, которое основано на глубоком познании закономерностей. Это будет соответствовать широкому пониманию (не узкоутилитарному) практики, которую нельзя свести к элементарной пользе для отдельных людей.

У Бэкона было острое критическое чутье; его метод исследования — осторожный, он избегал крайностей. Бэкон пытался следовать среднему пути между догматизмом и скептицизмом. Средство очищения своей работы от предрассудков, от некритического использования наследия прошлого он усматривал в предварительных сомнениях. Но Бэкон ни в какой мере не оборачивал свои предварительные сомнения в сторону поддержки агностицизма. По Бэкону, следует идти не путем предварения природы — антиципации ее, как он любил выражаться, а путем ее подлинного истолкования (интерпретации). Человек должен быть верен природе и видеть в ней образец, прообраз собственной деятельности. Тонкость природы превосходит тонкость чувства и ума.

Бэкон стремился быть предвозвестником новых путей изучения и исследования природы. Чтобы понять новые приемы и метод Бэкона, надо остановиться на критике им старых способов и средств изучения действительности. В плане логики это сводится к вопросу о том, как Бэкон относился к силлогизму и индукции.

Силлогизм он игнорировал, считал его абсолютно бесплодным. Силлогизм в истолковании Бэкона состоит из предложений, предложения — из слов; слова — это закон понятий, сво-

его рода ярлыки (tesserae notionum); поэтому главная задача состоит в образовании правильных понятий. Если логическая операция имеет дело с понятиями неотчетливыми и образованными неправильно, то на нее нельзя положиться при обычных силлогистических выводах.

Парадоксально то, что это рассуждение Бэкона, направленное против логической значимости силлогизма, в свою очередь опирается на безупречность силлогистических выводов. Это очень убедительно раскрыто М. И. Каринским в его критическом обзоре логических идей Бэкона. Первая часть рассуждения представляет собой энтимему, в которой опущено заключение, — это вывод о том, что силлогизм оперирует понятиями. Вторая часть рассуждения построена также на использовании силлогистического разделительного умозаключения — через отрицание к утверждению: «если понятия неотчетливы, то нет ничего прочного в том, что на них построено». Здесь Бэкон явно бьет мимо цели, подвергая сомнению значение силлогизма, который он сам использует.

Гораздо убедительнее критика Бэконом несовершенных видов индукции. Вообще индукция, как основная форма умозаключающей деятельности человека, стоит в центре его внимания. Главным объектом его критики является популярная индукция, т. е. индукция через простое перечисление, покуда не встретился противоречащий случай (inductio per enumerationem simplicem, ubi non reperitur instantia contradictoria).

Для объяснения обычных ошибок поспешных индуктивных выводов Бэкон исходит из следующей предпосылки: «Человеческий разум по своей склонности легко предполагает в вещах больше порядка и единообразия, чем их находит» (I, 44). Чтобы отучиться от неправильных приемов при восхождении от частных случаев к общему выводу, следует учесть, что обычно недисциплинированный ум сразу воспаряет от ощущений к наиболее общим аксиомам, минуя средние аксиомы. Правильный же научно-исследовательский путь заключается в том, что в умозаключениях надо идти непрерывно и постепенно, — от частных фактов следует переходить к средним по своей обобщенности положениям, а уже затем переходить к наиболее общим положениям (таковы генеральные аксиомы — axiomata generalia). Нельзя игнорировать факты и положения, которые идут вразрез с общепринятым; нельзя принимать за истину то, что является просто предметом общей веры, или то, что человеку больше нравится. Научные выводы должны быть свободны от всего принятого на веру и недостаточно обследованного. Правильно, по мнению Бэкона, поступил тот человек, который, когда ему показали развешанные в храме изображения людей
8

спасшихся принесением обетов от опасного кораблекрушения, и при этом добивались ответа, верит ли он теперь в могущество богов, в свою очередь спросил: «А где изображения тех, кто погиб после принесения обета?». Эти случаи, инстанции, противоречащие выводу, нельзя игнорировать. Логика же, которой пользуются в настоящее время, служит, по мнению Бэкона, скорее укреплению и сохранению ошибок, коренящихся в общепринятых понятиях, нежели отысканию истины. «Поэтому она более вредна, чем полезна» (I, 12), — сурово заявляет Бэкон. Вообще же «логика, которая имеется в настоящее время, бесполезна для открытия наук» (I, 11).

Каковы же установки подлинно научной индукции? По мысли Бэкона, необходимо рассечь и разложить тело посредством размышления и истинной индукции с помощью опытов, а также сравнивая его с другими телами и сводя к простым природам и их формам, сходящимся и слагающимся в сложном.

Бэкон дает следующий логический совет: «Пусть люди на время прикажут себе отмежеваться от своих понятий и пусть начнут свыкаться с самими вещами» (I, 36). Для этого нужно перестать фантазировать о вещах, а изучать их. «К мысли следует привязывать не крылья, а гири и тяжести, чтобы сдерживать полет» (I, 104).

Будучи в основном сторонником эмпиризма, Бэкон избирает как бы средний путь. Согласно приводимому им сравнению, нужно подражать не муравью и не пауку, а пчеле. Эмпирики подобны муравью, они только собирают; рационалисты, подобно пауку, из самих себя производят ткань. Средний путь избирает пчела — она извлекает материал из цветов, но размещает и изменяет его собственным умением (I, 95).

Уже у Бэкона есть сравнение ума с чистой доской, которое впоследствии стал проводить Локк. Бэкон настаивает на том, что надо очистить, пригладить и выровнять площадь ума (I, 15). Ум должен быть свободен от предрассудков, чтобы он мог не изменять самому себе.

Есть четыре вида предрассудков, которым Бэкон объявляет войну. Первую группу образуют предрассудки рода. Эти предрассудки (буквально: призраки : idola) свойственны всем людям и коренятся в природе человеческого ума. Мы склонны вразрез с действительностью приписывать вещам больший порядок и сходство. Мы увлекаемся аналогиями и параллелями. Мы часто чувственные элементы внедряем в ту нечувственную подкладку, которая обусловливает наши ощущения. Нередко мы извращаем знание склонностью к абстракциям. Человеческий ум можно уподобить неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривленном и обезображенном виде.
9

Вторая группа ошибок у Бэкона носит образное название предрассудков пещеры. Они специфичны, зависят от тех или иных индивидуальных черт воспринимающего. Одни люди лучше подмечают различия, другие — сходство. Иные склонны к новому; у других ум коснеет в старом. Химики все сводят к химии; у Джильберта все объясняется из свойств магнита.

Третью группу составляют ошибки рынка. Сюда относятся ошибки, связанные с употреблением слов. Слова — это ходячие значки, монеты, на которые разменивается мысль. Но ведь мысль не однозначна слову. Такими вводящими в заблуждение значками являются, например, омонимы. Что значит, например, латинское слово humiditas? Это зависит от того, к какому явлению оно относится. Если речь идет о ночи, то данное слово имеет смысл влажной ночи. А применительно к меду то же слово содержит характеристику текучести меда.

Больше всего Бэкон воевал против старых авторитетов. Соответствующую группу предрассудков он называл предрассудками театра. «Вымыслам театра» свойственно то, что бывает и при различных представлениях, когда рассказы, придуманные для сцены, более сложны, красивы и скорее способны удовлетворить желаниям каждого, нежели правдивые рассказы из истории. Поражает восприятие зрителя наиболее эффектное, но эффектное — не значит истинное. К этой категории относятся ошибки философов, которые представляют собой особые предрассудки. К заблуждениям ложной философии относятся софистика, эмпирика и суеверие. К софистике Бэкон незаслуженно относит Аристотеля, «который своей логикой испортил естественную философию, так как построил мир из категорий» (I, 53). Софистику Бэкон отождествляет с рационализмом. Эмпирики, по Бэкону, дают объяснения, отправляясь от немногих наблюдений и опытов; поэтому они вводят в заблуждение. Суеверы примешивают теологию к знанию. Таковы попытки основать натурфилософию на первой главе книги бытия или книге Иова.

Истинное знание есть знание посредством причин. Причину Бэкон отождествляет с формой. Когда он говорит, что для каждой натуры (явления природы) надо найти соответствующую форму, то это означает следующее: для того, что является (apparens), надо найти то, что существует (existens); для того, что дано внешне (exterius), надо раскрыть внутреннее (interius); для существующего в порядке человеческого восприятия (in ordine ad hominem) надо обнаружить существующее в порядке вселенной (in ordine ad universum).

Для раскрытия подлинной природы, причины того или иного явления нужно методически проделать путь, распадающийся на пять этапов, или ступеней. Классическим примером

для показа всех пяти ступеней Бэкон считает процесс познания явления тепла. Для обнаружения причины тепла надлежит прежде всего составить наиболее исчерпывающую таблицу всех случаев, когда мы можем наблюдать наличие тепла. Различными примерами этого явления могут служить нагревание тела от лучей солнца, сосредоточивание тепла зажигательными стеклами, появление метеоров, сверкание молний и т. д. Нужно взять на учет все эти и возможно большее число других явлений тепла. Так мы составим прежде всего таблицу присутствия (tabula praesentiae).

Во-вторых, нужно для обозрения разумом дать такие примеры, когда изучаемое явление отсутствует, ибо в этом случае не может быть и искомой формы, подобно тому как она имеется там, где данное явление присутствует. Но если перечислять все случаи, когда какого-нибудь явления нет, то это ввергло бы нас в бесконечные и бесплодные занятия. По мысли Бэкона, отрицательное должно быть подчинено положительному. А это значит, что на учет должны быть взяты случаи отсутствия изучаемого явления только в тех предметах, которые наиболее родственны предметам, содержащим данное явление. Таким способом составляется таблица отклонения, или отсутствия (tabula absentiae). Сюда при изучении тепла можно отнести лучи луны, звезд и комет; мы знаем, что иногда молния блещет, но не жжет; отражение солнечных лучей в областях, близких к полярным кругам, оказывается очень слабым в отношении тепла и т. л.

В-третьих, надо привести для обозрения примеры, когда исследуемое явление присутствует в большей или меньшей степени. Это возможно или через сопоставление увеличения или уменьшения этого свойства в одном и том же предмете или через сравнение его в разных предметах. Соответствующую таблицу можно назвать таблицей сравнения, или степеней (tabula graduum). В эту таблицу попадут такие случаи, как перемежающаяся лихорадка, увеличение тепла в организме животных от движения и напряжения, от еды и вина, при половой деятельности, при острой боли и т. д.

Цель всех трех таблиц — доставить разуму примеры. Индукция начинает действовать после того, как примеры уже собраны.

Очень важное значение имеет четвертый этап, называемый Бэконом отбрасыванием (rejectio). На основании обзора всех собранных примеров следует обнаружить такое явление, которое всегда, в соответствии с данным явлением, и присутствует и отсутствует, возрастает и убывает. Итак, и процессе открытия форм первой заботой подлинной индукции оказывается исключение отдельных случаев, которые не встре-

чаются в каком-нибудь примере, где отсутствует данное явление, или встречаются растущими, усиливающимися в примере, где данное явление растет. В результате отбрасывания и исключения, если их провести надлежащим образом, во вторую очередь, как бы на дне, остается положительная форма, истинная и хорошо определенная.

Если перевести это объяснение на более свойственный нам язык, то процедура на четвертом этапе исследования сведется к отбрасыванию свойств, которых нет, когда налицо данное внешнее качество, и которые встречаются там, где нет этого качества. В результате останутся те свойства, по которым можно найти подлинную причину, подлинную форму явления.

На пятом этапе мы уже получаем положительный вывод. На своем образном языке Бэкон называет соответствующую операцию «первым сбором плодов от формы тепла». Правило таково: необходимо обратить внимание на общее во всех случаях, указанных в таблицах, и преимущественно на те факты, которые могут освещать нам природу исследуемого качества. Базируется это правило на том, что форма вещи присуща всем и каждому из примеров, в которых пребывает сама вещь (т. е. что вещь налицо).

Своим учением о пяти этапах Бэкон предвосхитил так называемые методы индуктивного исследования, которые сложились в определенную систему в XIX в. Обычно вклад Бэкона в учение об индукции истолковывается, как прямое соответствие таблицы присутствия — методу сходства, таблицы отсутствия — методу разницы и таблицы степеней — методу сопутствующих изменений. Такое элементарное истолкование вызывает возражения хотя бы потому, что в первых трех этапах сам Бэкон усматривает лишь подготовку материала. Об индукции же он говорит только на четвертом и пятом этапах.

Автор обширного труда по истории логики, остающегося ненапечатанным, киевский философ В. А. Беляев иначе расценивает этапы, о которых говорит Бэкон. Он проводит аналогию между исключением отрицательных инстанций (четвертый этап) и методом разницы, а также между сбором плодов (пятый этап) и методом сходства. Из всех таблиц только таблицу степеней Беляев приравнивает методу сопутствующих изменений. Можно согласиться, хотя и небезоговорочно, с его уподоблением исключения отрицательных инстанций и сбора плодов первым двум методам индуктивного исследования (методам разницы и сходства). Но в полном несоответствии с данной аналогией Беляев говорит о третьей таблице, как параллельной методу сопутствующих изменений, а ведь она ничем не отличается от первых двух по своей познавательной роли.

Чтобы правильно решить вопрос о том, в каком отношении находится учение Бэкона к методам индуктивного исследования XIX в., надо учесть то, что анализ Бэкона ведется иначе по сравнению с тем, как обычно выявляются методы индуктивного исследования. В последнем случае структура каждого метода обрисовывается сразу во всех свойственных ему чертах. Бэкон же сначала говорит о своих приемах лишь в плане подготовки материала, а затем уже заводит речь о том, какие дополнительные операции надо произвести, чтобы разработать и использовать собранный материал для надлежащих выводов. Каждый метод, таким образом, как бы раздваивается — сначала речь идет о материале, затем о соответствующей операции. Поэтому для выявления того или иного метода надо брать один момент из трех первых этапов, рассматриваемых Бэконом, а далее переходить к структурным моментам, выявляемым двумя последними этапами. Аналогии методу остатков мы в учении Бэкона не находим вовсе. Операция исключения, хотя и является весьма важным моментом для приложения метода разницы, имеет отношение не только к этому методу; без приема исключения нельзя построить вывода и по первому методу сходства. Поэтому в дальнейшем Милль прием исключения (elimination) истолковывает как операцию, которую мы используем в отношении ко всем четырем методам.

Но нельзя отрицать того, что Бэкон подготовил своими наблюдениями возможность точного фиксирования особенностей всех методов индуктивного исследования, строго следуя тем материалистическим установкам, которые им были приняты с самого начала. Истолкование индукции Миллем, соответствующее предпосылкам субъективного идеализма, является шагом назад по сравнению с Бэконом.

Теория индукции Бэкона находится в зависимости от понимания им формы в качестве причины вещей или явлений. Определение формы Бэконом носит чисто философский характер и связано с вопросом о сущности и цели человеческого познания. Бэкон пишет: «Дело и цель человеческого знания в том, чтобы открывать форму данной природы или истинное отличие, или производящую природу (naturam naturantem), или истинное происхождение (fontem emanationis)» (11,1). В следующем параграфе Бэкон сопоставляет свое определение формы с учением Аристотеля о четырех причинах.

У Бэкона вместо однозначного определения формы можно вскрыть по меньшей мере три тенденции в ее истолковании.

1) Прежде всего обращает на себя внимание понимание формы, как истинного отличия (differentiam) одной природы от другой. В этом определении Бэкон отдает дань учению Аристотеля, к которому он так отрицательно относится в дру-

гих местах своей книги. Здесь понятие формы совпадает с так называемой формальной причиной Аристотеля. В этом случае мы имеем дело с определением вещи или явления; сама же форма носит чисто умозрительный характер. По замечанию Н. Натге, автора специальной работы «Учение Френсиса Бэкона о форме» («Ьber Fr. Bacons Formenlehre», 1891), форма в таком аспекте сводится к сущностно-понятийному ее постижению.

2) Другой тенденцией в определении формы, которую мы находим у Бэкона, является отождествление ее с законом. Понятие закона оказалось утраченным в философии еще со времен Гераклита. В новую эпоху философы заговорили о законе именно в связи с учением Бэкона. Согласно Бэкону, хотя в природе и не существует ничего действительного помимо обособленных тел, осуществляющих сообразно с законом отдельные чистые действия, однако в науках этот же закон и его разыскание, открытие и объяснение служат основанием как знанию, так и деятельности. Заключает этот отдел Бэкон так: «Этот же самый закон и его разделы мы разумеем под названием форм» (III, 2). В другом месте по этому поводу сказано еще более отчетливо: «Когда мы говорим о формах, то мы понимаем под этим не что иное, как те законы и определения чистого действия, которые создают какую-либо простую природу, как, например, теплоту, свет, вес во всевозможных материях и воспринимающих их предметах» (II, 17).

Эта тенденция весьма знаменательна и поучительна в плане материалистического понимания. В самом деле все сущее есть не что иное, как совокупность материальных субстанций, непрестанно движущихся и подчиняющихся в своем движении известным закономерностям. Определяющим при этом движении оказываются формы материи в виде законов.

3) Ко второму толкованию примыкает третья тенденция Бэкона, которая приводит его к идеям своеобразной модификации атомизма. Здесь понятие закона наполняется более конкретным содержанием в духе механического истолкования процессов природы. По Бэкону, в движениях всякого рода надо обнаружить скрытый процесс, скрытое развитие (latens processus), а затем выявить скрытый схематизм (latens schematismus), которым характеризуются все тела, пребывающие в состоянии покоя. В связи с этим Кирхман, один из авторов, писавших о Бэконе, усматривает специфику его философии в таком истолковании действительности, которое наряду с учением Декарта допускает в качестве единственного сущего только материю, величину, фигуру и движение. Последнее очень существенно. Скрытый процесс — это сумма молекулярных движений в конкретном теле. Схематизм сво-
14

дится к внутреннему строению вещи, которое представляет собой расположение молекул в их отношениях друг к другу. С этой точки зрения форма теплоты есть не что иное, как род. движения.

Своеобразие толкования формы Бэконом заключается в том, что раскрытые выше интерпретации ее несводимы друг к другу, в особенности если первой тенденции противопоставить две остальные. Все три тенденции неизменно переплетаются на страницах «Нового органона». Наиболее ценна попытка Бэкона материалистически истолковать понятие закона в качестве подлинной формы вещей.

Кроме основных методов индукции, «Новый органон» содержит свод описаний вспомогательных средств для ума, способствующих получению безупречных индуктивных выводов. Эти средства Бэкон называет прерогативными, т. е. преимущественными, инстанциями, облегчающими путь индуктивного восхождения. Таких инстанций — 27. Они даны у Бэкона в порядке простого перечисления; тщетно мы стали бы искать при раскрытии их особенностей какой-либо классификационный стержень. В перечне много случайного, приемы не сравниваются и не сближаются по степени родства, поэтому они нередко дублируют или подразумевают друг друга.

Остановимся лишь на пяти наиболее ценных вспомогательных приемах.

1) Единичные примеры (solitariae). Они представляют собой факты, которые раскрывают известные качества в предметах, не имеющих между собой никакого другого сходства. По определению самого Бэкона, мы здесь имеем дело с предметами и явлениями, во всем отличными от других, кроме присутствия исследуемого качества, или же во всем сходными с другими, за исключением того, что они не обладают данным свойством. Так, например, кристаллические камни, призмы и роса не имеют ничего общего; единственное, что им; всем свойственно, — это способность преломления лучей. Такие единичные инстанции весьма эффективны в логическом отношении для выводов по методу сходства. Тут особенно выделяется та черта, которая побудила логиков, желавших реформировать методологию Милля, сделать попытку определить первый метод Милля, как метод единственного сходства. Единичные примеры, на значении которых так настаивал Бэкон, наталкивают на то, чтобы метод сходства мог быть понят как метод единственного сходства.

2) Блуждающие, или мигрирующие, примеры (migrantes). Благоприятными случаями являются такие явления, когда форма исследуемого качества вдруг внезапно возникает или уничтожается, увеличивается или уменьшается.
15

Предположим, мы исследуем форму или причину белизны. Перед нами целое стекло — белизны нет; раздробили стекло, перетерли частицы в порошок — белизна возникает. Вода прозрачна, но белизны нет, однако достаточно вспенить воду, и мы получаем новое качество белизны. Целое стекло и спокойная вода — прозрачны, но не белы, толченое же стекло и пенящаяся вода — белы, но не прозрачны. Таким образом, важно исследовать, что происходит от этого перехода в стекле или в воде. Итак, для индуктивного обобщения выгодно уловить исследуемое качество в момент его появления, возникновения из другого качества.

3) Указующие случаи (ostensivae). Чаще всего каждое тело принимает формы многих природ, — таким образом обычно какая-нибудь форма притупляет, подавляет, разбивает и связывает другую. В результате отдельные формы затемняются. Но бывают случаи, когда препятствий нет или же данное свойство достигает большой напряженности, так что может взять верх над всеми влияниями других форм. Эти случаи особенно благоприятны. Так, например, зависимость тяжести от веса, а не от твердости, легче всего показать на примере ртути, ибо ртуть по своему весу, несмотря на жидкое состояние, намного превосходит все металлы, за исключением золота.

4) Примеры креста (crucis), или решающие случаи. Большое значение имеют случаи, которые предостерегают против какого-нибудь из нескольких возможных путей решения вопроса — в таком случае остается другой путь, который мы и избираем. В силу чего происходят приливы и отливы? Одно из двух: или они объясняются тем же, что бывает с водой, когда ее переливают в тазе с одного конца на другой и она поднимается то у одного края таза, то у противоположного, или же приливы и отливы могут происходить потому, что вода то вздымается из глубины, то ниспадает, наподобие того, как она вскипает или охлаждается. В последнем случае приливы и отливы в пределах какой-нибудь массы воды могут происходить одновременно. При первом объяснении одновременность исключается. Однако мы знаем (случай креста), что у побережья Флориды и у противоположных ему побережий Испании и Африки приливы совершаются в одно и то же время. В таком случае первое объяснение отпадает, остается второе. Случай креста благоприятствует нахождению подлинной формы — причины.

5) Примеры дверей, или ворот (janue). Имеются в виду примеры, которые помогают непосредственным действиям чувства. Сюда относятся, например, микроскоп, телескоп. Бэкон говорит, что помощь, оказываемая способом «две-
16

рей», может быть троякой: или чтобы зрение воспринимало то, что ему недоступно (микроскоп), или воспринимало на большом расстоянии (телескоп), или, наконец, воспринимало точнее и яснее (астролябия).

По приведенным пяти примерам можно судить об остальных. Некоторые наблюдения относительно преимущественных инстанций сделаны Бэконом метко, но свод их представляет весьма пестрое целое. В отношении многих инстанций встает вопрос: какое отношение имеют они к индукции? Так, «опыты креста» хотя и имеют отношение к логике, но индукция тут ни при чем. Позднейшее развитие логики показало, что «опыты креста» нашли свое место в отделе гипотезы, где они играют роль приема, при помощи которого гипотеза может оказаться законом.

Бэкон стремился к «полным перечням», к систематизации. Как раз эти попытки — наиболее слабая сторона в учении Бэкона. У него много искусственного, надуманного. Энтузиаст в области эксперимента, Бэкон в конечном счете дал мало в деле его систематического использования. Бэкон выдвигал с утомительными и навязчивыми подробностями различные стороны и приемы исследования теплоты — это его наиболее разработанный пример. Но практика научного исследования показывает, что физические опыты пошли по пути, вовсе не предусмотренному Бэконом. Как это ни странно, в советах и детальных указаниях Бэкона много схоластического. В установках Бэкона просвечиват черты чисто кабинетного, нежизненного подхода. Это дало повод к тому, что некоторые историки философии и логики (тот же Беляев) отрицательно отзываются о научных исследованиях Бэкона. Беляев пишет: «Можно с уверенностью сказать, что, следуя рецептам Бэкона, никакого научного открытия сделать нельзя, да такое никогда таким путем ;и не делалось».

При всем том в развитии философских и логических идей пропаганда Бэконом научной индукции сыграла безусловно прогрессивную роль. Этап логических исследований, который был возглавлен Бэконом, при всей его ограниченности, был необходим с точки зрения развития научной методологии.

Исчерпывающе охарактеризовал методологию Бэкона Энгельс в связи с определением сущности метафизического метода исследования. Он писал: «Разложение природы на ее отдельные части, разделение различных процессов природы и природных вещей на определенные классы, исследование внутреннего строения органических тел по их многообразным анатомическим формам — все это было основным условием тех исполинских успехов, которыми ознаменовалось развитие естествознания за последние четыре столетия. Но тот же спо-

соб изучения оставил нам привычку рассматривать вещи и процессы природы в их обособленности, вне их великой общей связи, и в силу этого — не в движении, а в неподвижном состоянии, не как изменяющиеся существенным образом, а как вечно неизменные, не живыми, а мертвыми. Перенесенный Бэконом и Локком из естествознания в философию, этот способ понимания создал специфическую ограниченность последних столетий — метафизический способ мышления» ⁵.

⁵ Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. Госполитиздат, М., 1957, стр. 21.

Глава II. Декарт и картезианская логика

Во взглядах Декарта на познание, на познавательные средства есть нечто общее с учением Бэкона. Оба философа единодушны в одном — в отрицательном отношении к схоластической науке. С их точки зрения, нужно реформировать самый метод познания, начиная с исходных принципов знания.

Наряду с этой общей направленностью следует учесть особенности, специфику их реформаторской деятельности. Если Бэкон прежде всего выступал против бесплодности схоластической науки, то Декарту главным образом претила в ней зависимость от авторитетов. Бэкон реформировал индуктивный процесс, Декарт стремился усовершенствовать дедукцию, поскольку его также не удовлетворял традиционный силлогизм. В этом отношении он не менее рьяный противник силлогистической логики, чем Бэкон.

Ренэ Декарт (1596 — 1650) жил в реакционную эпоху Людовика XIII и Ришелье, в период, когда со стороны церкви прогрессивная научная мысль подвергалась жесточайшим преследованиям. В 1633 г. усилиями инквизиции в Риме был осужден Галилей. Еще до этого Декарт из Франции переселился в Голландию, где надеялся получить более уединенное и спокойное убежище. В 1641 г. Декарт издает свои «Метафизические размышления», а три года спустя выходит его капитальное произведение «Начала философии», в котором взгляды Декарта изложены в виде цельной системы. В 1633 г., в связи с осуждением Галилея, Декарт писал о том, что если учение Галилея ложно, то ложны и все основания его философии, так как они взаимно опираются друг на друга.

Декарту не суждено было прожить спокойно жизнь. В Голландии он приостановил свою работу и даже предполагал сжечь рукопись, которую писал в то время. Голландские протестантские богословы оказались не менее ревностными про-
19

тивниками новых идей, чем католики. Декарта стали обвинять в безбожии. В 1643 г. университетской коллегией в Утрехте преподавание философии Декарта было запрещено. В 1647 г. философские взгляды Декарта были осуждены в другом городе Голландии — в Лейдене. В 1649 г. Декарт переезжает в Стокгольм. В Швеции Декарт прожил очень недолго — в 1650 г. он скончался.

В 1663 г. все произведения Декарта были осуждены Ватиканом, а в 1671 г. Людовик XIV своим указом запретил преподавание картезианства в учебных заведениях Франции.

В своих писаниях Декарт любит апеллировать к здравому смыслу простых людей. Революционной стороной учения Декарта в теории познания и логике является радикальный отказ от всего предвзятого; высшим критерием он признает только естественный свет разума (lumen naturale). Разуму он доверяет, как верховной инстанции всякого знания. В своем произведении «Рассуждение о методе» Декарт писал: «Я счел необходимым отвергнуть как совершенно ложное все то, что могло подлежать хоть малейшему сомнению, чтобы усмотреть потом, не останется ли в моих представлениях где-нибудь безусловно несомненное. Так, чувства нас порою обманывают: я решился предположить, что нет ничего, соответствующего их показаниям. Есть люди, которые ошибаются, рассуждая о самых простых вопросах геометрии, и делают неправильные заключения; предполагая, что я могу ошибиться, как и всякий другой, я отверг как ложные все доводы, которые прежде принимал за доказательства. Наконец, наблюдая, что те же самые мысли, которые приходят нам в голову наяву, могут у нас возникнуть и во сне, причем у них уже не будет содержаться никакой истины, — я решился представить себе, что все мысли, когда-либо появившиеся в моем уме, содержат не более достоверности, чем грезы моих сновидений»¹.

Таков путь методического сомнения, который принял Декарт. При этом следует подчеркнуть, что этот подход еще совсем не свидетельствует о каких-либо агностических тенденциях Декарта. Его сомнения имеют целью расчистить познание, а отнюдь не подорвать его значимость и силу. Скептицизм Декарта — предварительный и объясняется установками гносеологического исследования. Гносеологические же выводы Декарта имеют конструктивный, позитивный характер.

Наиболее интересен для нас в области логики трактат Декарта «Рассуждение о методе», опубликованный в 1637 г. Все-

¹ R. Descartes. Oeuvres, nouvelle edition, par J. Simon. P. “Discours de la methode”, pp. 21 — 22. Последующие ссылки на это произведение приводятся в тексте и содержат указание на страницу данного издания.
20

го поучительнее для логики содержание второй его части «Главные правила метода», написанной в 1629 г. перед переездом в Голландию. Декарт выдвигает четыре основных правила (regulae), характеризующие научный метод познания.

Оглавление

Предисловие