ДЕТСТВО ИДЕАЛЬНОЕ И НАСТОЯЩЕЕ: сборник работ современных западных ученых. Отв. ред. Е.Р. Слободская. Новосиб-ск: Сиб. хронограф, 1994. Часть 2. С. 71-109
НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ И ВОСПИТАНИЕ

Среды и гены

Что определяет поведение?

Роберт Пломин

Колледж здоровья и развития человека Университета штата Пенсильвания, США
Эта статья впервые издана на англ. языке: Plomin R. (1989) Environment and Genes.

Determinants of Behavior. American Psychologist, 44 (2), 105 - 111

Одним из наиболее замечательных изменений в психологии за время, прошедшее после выхода в 1979г. специального выпуска «Американского психолога»,посвященного детям, является возрастающее признание роли наследственности в формировании индивидуальных различий. Недавний опрос более 100 ученых и педагогов показал, что большинство их сходится во мнении даже в такой традиционно спорной области, как оценка коэффициента интеллектуальности (КИ), и считает индивидуальные различия по этому показателю по крайней мере частично наследственными.

В основе таких взглядов лежат итоги исследований по генетике поведения, которые рассматриваются в первой половине данной статьи.

Волна признания генетического влияния на поведение грозит поглотить другие, не менее важные результаты этих исследований, неопровержимо свидетельствующие о роли среды. Разнообразие сложных поведенческих реак­ций, представляющих интерес для психологов и общества, вызвано, по крайней мере, в той же степени воздействием среды, как и влиянием наследственности. Этому вопросу посвящена вторая часть данной статьи.

Несмотря на краткость статьи, нелишне напомнить, что основными методами генетики поведения человека являются близнецовые исследования, в которых сравнива­ется сходство в парах однояйцевых и разнояйцевых близ­нецов, а также исследования усыновлений, изучающие генетически родственных индивидов, воспитанных врозь, и генетически неродственных индивидов, воспитанных вместе. Эти методы позволяют оценить наследуемость — статистический показатель, отражающий ту долю разно­образия поведения, которая может быть вызвана генети­ческими различиями индивидуумов в данной популяции (подробнее см. [Plomin, DeFries & McClearn, in press]).

Следует упомянуть два концептуальных момента в генетике поведения. Во-первых, ее теория и методы уста­навливают генетические и средовые источники индивиду­альных различий и не затрагивают общих закономернос­тей развития (почему все люди, например, используют речь) или средних различий между группами (почему, например, девочки лучше, чем мальчики, выполняют словесные тесты). Этот вопрос — причина многих недо­разумений — подробно обсуждается в другой работе [Plomin, DeFries & Fulker, 1988]. Во-вторых, связь между генетическими различиями и различиями в поведении является вероятностной, как и связь между развитием детей и условиями среды. Генетическое влияние на поведение многофакторно, т. е. обусловлено суммарным действием большого числа генов, эффект каждого из которых невелик. Другими словами, генетический контроль сложного поведения не укладывается, подобно менделеевскому наследованию признаков гороха или неко­торых заболеваний, таких как серповидноклеточная анемия, в детерминистскую модель воздействия одного гена, не зависимого от влияния других генов и среды.

Краткость этой статьи не позволяет обсудить и такие вдохновляющие методологические и теоретические достижения генетики поведения, как оценка соответствия модели [Loehlin, 1987], многомерный анализ [DeFries & Fulker, 1986], анализ возрастных генетических изменений и непрерывности развития [Plomin, 1986].

НОВЫЕ ДОСТИЖЕНИЯ ГЕНЕТИКИ ПОВЕДЕНИЯ

В этом разделе дан краткий обзор недавних исследований по генетике поведения человека, показывающий, что теперь уже нельзя считать поведение не зависимым от наследственности. Обзор охватывает такие характеристики психического развития человека, как факторы интеллекта (в том числе коэффициент интеллектуальности (КИ), специальные познавательные способности, школьные достижения, трудности при чтении и умственную отсталость), свойства личности (в том числе экстраверсию и нейротизм, детский темперамент, взгляды и убеждения) и психопатологию (в том числе шизофрению, аффективные расстройства, противоправное и уголовное поведение и алкоголизм).

Факторы интеллекта

Коэффициент интеллектуальности (КИ). Большинство данных, полученных в исследованиях по генетике 1 поведения, касаются КИ. Анализ десятков работ, выполненных до 1980 г. и изучивших в общей сложности около 100 000 близнецов, родственных и приемных членов семей, неизбежно приводит к выводу о вкладе наследственности в индивидуальные различия КИ [Bouchard & I McGue, 1981]. Установлено, например, достоверное сходство по этому показателю генетически родственных индивидов, воспитанных врозь, а также большее сходство \ однояйцевых близнецов по сравнению с разнояйцевыми. \ Интересно, что по неизвестным до сих пор причинам в работах 1970-х гг. наследуемость КИ оценивалась ниже (около 50%), чем в более поздних работах (около 70%) [ср.: Plomin & DeFries, 1980; Loehlin, Willerman & Horn, 1988].

Недавно начаты два долгосрочных исследования, кото­рые существенно пополнят имеющийся материал о коэф­фициенте интеллектуальности у воспитанных врозь одно яйцевых близнецов и впервые дадут важные сведения о такой же группе разнояйцевых близнецов. Предварительные результаты этих исследований согласуются с литературными данными о существенном влиянии наследственности на КИ |Bouchard, 1984; Pedersen, & Friberg, 1985. Две другие продолжающиеся программы Луисвилльское исследование близнецов [Wilson, 1983] и Колорадский проект усыновления (Plomin, Pederson, McClearn, Ncsselroade & Bergeman, 1988) указывают на то, что генетический вклад в КИ с возрастом существенно увеличивается. Предполагается также, что оценки гене­тического влияния на КИ в раннем детстве и в зрелом возрасте тесно связаны [DeFries, Plomin & LaBuda, 1987].

Специальные познавательные способности. Основной вывод, который позволяют сделать проведенные исследо­вания, состоит в том, что в течение всей жизни наслед­ственность оказывает достоверное, а часто и весьма суще­ственное влияние на познавательные способности (почти такое же, как и на КИ) [Plomin. 1988]; хотя при этом одни показатели (речевое развитие и пространственное мышление) находятся под более строгим генетическим контролем, чем другие (скорость восприятия и память). Наименее подверженными генетическому влиянию оказались творческие способности [Nichols R.C, 1978).

Изучение специальных познавательных способностей за последнее десятилетие охватывает примерно 2000 семей и более 6000 индивидов: проведено три исследования близнецов в детстве и одно — во взрослом возрасте, несколько исследований приемных детей и родителей, а также два исследования близнецов, воспитанных врозь, которые упоминались в связи с КИ [Plomin, 1986].

Школьные достижения. Хотя за последние десять лет не сообщалось о новых работах по генетике поведения, имеющих отношение к школьному обучению, влияние наследственности здесь также признано. Близнецовые исследования с применением тестов показали, что школьные достижения детей почти в такой же степени генетически обусловлены, как и специальные познавательные способности. В этом можно убедиться даже по классному табелю успеваемости и по времени, потраченному на обучение. Профессиональные склонности также находятся под контролем генетических факторов, о чем свидетельствуют исследования близнецов и приемных детей [Plomin, 1986].

Трудности при чтении. Трудности при чтении — это в значительной мере семейная черта, которая, по данным недавнего исследования близнецов, имеет генетическую основу [DeFries, Vogler & LaBuda, 1985, 1987]. В первую очередь это касается трудностей с правописанием как одного из проявлений данного психического отклонения [Stevenson, Graham, Fredman & McLoughlin, 1987]. Предполагалось, что трудности с правописанием обусловлены действием одного гена [Smith, Kimbcrling, Pennington & Lubs, 1983], но последующий анализ не подтвердил эту связь [Kimberling, Fain, Ing, Smith & Pennington, 1985; McGuffin, 1987].

Умственная отсталость. В настоящее время выяв­лено более 100 редких генных мутаций и хромосомных аномалий, которые приводят к умственной отсталости [McKusick, 1986]. Недавно внимание исследователей привлекла патология, называемая синдромом «хрупкой Х-хромосомы» потому, что в процессе приготовления культуры клеток Х-хромосома обычно разрывается в определенном месте. Хрупкая Х-хромосома наследуется как рецессивный признак и, по всей видимости, является основной причиной умственной отсталости легкой степени у мужчин. Предполагается INussbaum & Ledbetter, 1986], что хрупкая Х-хромосома — вторая по распространеннос­ти хромосомная причина умственной отсталости после синдрома Дауна (трисомия по 21-й хромосоме). Так как женщины получают две Х-хромосомы, одна из которых инактивируется, они в некотором смысле защищены от последствий обладания одной хрупкой Х-хромосомой [Nussbaum & Ledbetter, 1988].

Хотя дефекты единичных генов и хромосомные аномалии и являются важными причинами отсталости, они объясняют не все случаи этой патологии. Большая часть умственной отсталости легкой степени вызвана влиянием множества факторов — полигенных и средовых. Если генетические и средовые факторы отвечают за индивиду­альные различия коэффициента интеллектуальности, это неизбежно означает, что многие индивиды окажутся в нижней части распределения КИ. Легкая умственная отсталость (КИ от 50 до 70) представляет собой семей­ную форму, тогда как у братьев и сестер индивидов с тяжелой отсталостью (КИ меньше 50) скорее всего будет нормальный КИ. Действительно, П. Николз (Nichols P. L., 1984] показал, что в последнем случае все осталь­ные дети были здоровыми и средний КИ в семье состав­лял 103. Братья и сестры детей с легкой степенью отста­лости сами в одной пятой случаев обладали пониженным интеллектом, а их КИ в среднем составлял лишь 85.

Факторы личности
Экстраверсия и нейротизм. В центре внимания недавних исследований — два «суперфактора» личности: экстраверсия и нейротизм. По обобщенным данным обследования более 25 000 пар близнецов, представлен­ным в обзоре [Henderson, 1982], наследуемость этих двух черт оценивается примерно в 50%. В этом обзоре, кроме того, подчеркивается, что для экстраверсии и других черт личности характерно несуммарное действие генов. Это означает, что проявление признака зависит от уникаль­ного сочетания генов, и поэтому высокое сходство может обнаруживаться только у однояйцевых близнецов. Подоб­ные выводы подтверждаются недавним широкомасштаб­ным исследованием близнецов в Австралии [Martin N. G. & Jardine, 1986] и двумя работами по изучению близне­цов, воспитанных врозь [Pedersen, Plomin, McClearn & Friberg, 1988; Tellegen et al., 1988]. У ближайших родственников, воспитанных в разных семьях, сходство по данным показателям было низким [Loehlin, Willerman & Horn, 1982, 1985; Scarr, Webber, Weinberg & Wittig, 1981]

Эмоциональность, активность и общительность (ЭАО). Экстраверсия и нейротизм — глобальные черты, включающие многие свойства личности. Сущность экстраверсии — это общительность, а ключевая состав­ляющая нейротизма — эмоциональность. Согласно теории ЭАО общительность, эмоциональность и уровень активности являются наиболее наследуемыми чертами личности [Buss & Plomin, 1984]. Обзор данных генетики поведения в младенчестве, детстве, отрочестве и взрослом возрасте подтверждает теорию ЭАО [Plomin, 1986]. Заме­тим, однако, что хотя многие черты личности обуслов­лены наследственностью, из-за всеохватывающего генети­ческого влияния на экстраверсию и нейротизм трудно выявить, какие свойства наследуются в большей степени, а какие — в меньшей [Loehlin, 1982]. Недавнее наблюдение пожилых близнецов, воспитанных врозь, показало, что наследуемость ЭАО с возрастом может снижаться [Plomin, Pedersen, McClearn, Nessclroade & Bergeman, 1988].

Исследования по генетике личности в прошлые годы опирались в первую очередь на опросники-самоотчеты и на родительские оценки детей. За последние десять лет было проведено несколько непосредственных наблюдений поведения детей-близнецов, и генетическое влияние, которое удалось установить в этих случаях, оказалось меньше, чем при использовании опросников. Следова­тельно, надо шире применять наблюдения при исследованиях личности, несмотря на значительно большую стоимость таких работ.

Взгляды и убеждения. Удивительно, что некоторые взгляды и убеждения почти в такой же степени обусловлены генетически, как и особенности поведения. Одним из направлений недавних исследований было изучение приверженности традициям — склонности следовать правилам, уважать авторитеты, подчиняться высоким моральным требованиям и строгой дисциплине. На примере близнецов показано, что половина разнообразия по этому показателю вызвана генетическими причинами [Martin N. G. et al., 1986]. Сходные результаты получены, и на близнецах, воспитанных врозь [Tellegen et al.,1988]. Религиозность и некоторые политические убеждения, наоборот, свободны от влияния наследственности.

Психопатология

Исследования по генетике психических отклонений у детей и взрослых проводятся особенно активно [Loehlin et al., 1988; Vandcnberg, Singer & Pauls, 1986]. Этот раздел дает краткий обзор недавних исследований шизофрении, аффективных расстройств, противоправного и уголовного поведения, алкоголизма и других нарушений.

Шизофрения. По данным 14 работ прошлых лет, охвативших более 18 000 ближайших родственников шизофреников, риск заболеть для них составлял около 8% в восемь раз больше, чем для индивидов, случайно, выбранных из популяции [Gotlesman & Shields, 1982]. Эти результаты подтверждаются и современными наблюдениями семей.

Как показали близнецовые исследования, семейные случаи шизофрении определяются наследственностью.; Так, у мужчин-близнецов — ветеранов Второй мировой войны [Kendler & Robinette, 1983] сходство в 164 однояйцевых парах было 30,9%, а в 268 разнояйцевых — . 6,5%. Изучение случаев шизофрении у приемных детей дает аналогичные результаты.

Цель многих исследований в области психопатоло­гии — разложить явно неоднородные психозы и выделить подтипы с различной этиологией. Хотя шизофрения и отличается генетически от аффективных расстройств, классические подтипы шизофрении обычно не наследу­ются [Farmer, McGuffin & Gottesman, 1984]. Это было наглядно показано при наблюдении за четверкой близнецов, которые страдали шизофренией, но у всех обнару­живались разные симптомы [DeLisi ct al., 1984].

Недавно в двух исландских семьях с высокой встречаемостью шизофрении была найдена связь заболевания с 5-й хромосомой [Sherrington ct al., 1988]. Вместе с тем анализ родословной одной шведской семьи исключил возможность такой связи [Kennedy et al., 1988], допус­кая, что она может быть ограничена только некоторыми исландскими семьями.

Аффективные расстройства. Хотя близнецовый анализ показывает, что аффективные расстройства подвержены генетическим влияниям даже больше, чем шизофрения, изучение приемных детей не подтверждает эти выводы [Loehlin et al., 1988]. В одном из последних исследований аффективные нарушения у биологических родственников больных детей, воспитанных в приемных семьях, встречались только в 5,2% случаев, хотя эта величина и превышала частоту 2,3%, найденную среди биологических родственников здоровых приемных детей [Wender et al., 1986]. У биологических родственников приемных детей, страдавших аффективными расстрой­ствами, также чаще, чем в контрольной группе, наблюда­лись алкоголизм (5,4% против 2,0%) и самоубийства или попытки к ним (7,3% против 1,5%).

Аффективные расстройства, подобно шизофрении, разнородны. Например, депрессия существенно отлича­ется от маниакально-депрессивного психоза: у родствен­ников больных с маниакально-депрессивным психозом это заболевание встречается чаще, чем у родственников депрессивных пациентов [Vanderberg et al., 1986]. При обследовании 826 ближайших родственников 235 больных тяжелой депрессией [Reich et al., 1987] это заболевание выявлено у 13% мужчин и у 30% женщин. В последнее время распространенность депрессии увеличилась и она стала проявляться в более молодом возрасте. Однако эти перемены произошли слишком быстро, чтобы их можно было объяснить генетическими причинами. Вероятность маниакально-депрессивного психоза у родственников больных значительно меньше — 5,8 % (по данным семи исследований 2500 ближайших родственников). В другом исследовании 187 больных маниакально-депрессивным психозом и их ближайших родственников получено близ­кое значение (5,7 %) при вероятности заболевания в контрольной выборке 1,1 % [Rice et al., 1987]. Половых различий найдено не было.

Новым подходом является изучение потомства однояй­цевых близнецов, из которых только один страдает мани­акально-депрессивным психозом [Bertclscn, 1985]. Удиви­тельно, что в этом случае вероятность аффективного рас­стройства у потомков оказывается одинаковой (10%), независимо от того, болен ли их родитель. Это говорит о том, что близнец, у которого маниакально-депрессивный психоз не проявился, передаст его своим потомкам в той же мере, как и заболевший близнец.

Другое достижение последних лет — это открытие, что маниакально-депрессивный психоз в некоторых семьях меннонитов старого обряда обусловлен доминантным геном, находящимся в 11-й хромосоме [Egeland, Gerhard, Pauls, Sussex & Kidd, 1987]. Это первый известный случай, когда одиночный ген однозначно определяет психическое заболевание. Однако два других исследова­ния исландских и североамериканских семей, не принад­лежащих к меннонитам, не обнаружили связи мани­акально-депрессивного психоза с 11-й хромосомой, поэтому можно полагать, что такая связь характерна только для семей меннонитов |Detcra-Wadleigh ct al., 1987; Hodgkinson, Sherrington, Gurling, Marchbanks & Reedcrs, 1987).

Подобные работы — первые ласточки в будущей серии исследований, использующих методы молекулярной гене­тики для того, чтобы определить роль отдельных генов в психопатологии [McGuffin, 1978]. Эти методы основаны на использовании рекомбинантной ДНК и новых генети­ческих маркеров, впервые открытых в 1980 г. [Wyman & White, 1980]. С помощью таких маркеров, как длина рестрикционных фрагментов и число тандемных повто­ров, в 1983 г. был локализован в 4-й хромосоме ген болезни Гентингтона [Gusella el al., 1983]. Уже найдены сотни генетических маркеров, положивших начало созданию хромосомной карты человека [Donis-Keller et al., 1987]. В будущем это приведет к множеству открытий, которые позволят установить роль отдельных генов в заболеваниях. С помощью таких методов установлена связь около полудюжины болезней, например, кистозного фиброза и мышечной дистрофии Дюшена, с определен­ными хромосомами [Martin J. В., 1987].

Противоправное и уголовное поведение. После изда­ния книги «Преступление и природа человека» [Wilson & Herrnstein, 1985] спор о генетическом влиянии переклю­чился с коэффициента интеллектуальности на уголовное поведение. Шесть близнецовых исследований несовер­шеннолетних преступников указывают на небольшое генетическое влияние и весомый вклад среды: различие между соответствием однояйцевых (87%) и разнояйцевых близнецов (72%) невелико [Goltesman, Carey & Hanson, 1983]. Последние данные указывают на более высокий уровень наследования противоправного поведения, чем некоторые ранние работы [Rowc, 1983].

Дж. Уилсон и Р. Хернштeйн [Wilson & Herrnstein, 1985] считают, что несовершеннолетние правонаруши­тели, которые становятся во взрослом возрасте преступ­никами, имеют определенную генетическую предраспо­ложенность. По результатам восьми близнецовых иссле­дований взрослых уголовников сходство однояйцевых и разнояйцевых близнецов составило 69% и 33% соответ­ственно. Наблюдения приемных детей подтверждают гипотезу о некотором влиянии наследственности на преступность взрослых, хотя эти факты и не столь впечатляющие, как полученные на близнецах [Mednick, Gabrielli & Hutchings, 1984].

Алкоголизм. Алкоголизм — это семейное заболевание. Единственный надежно установленный фактор риска по алкоголизму — это алкоголизм ближайшего родственника [Mednick, Moffitt & Stack, 1987]. Среди мужчин — родственников алкоголиков около 25% сами алкоголики, в то время как из общего числа мужчин их менее 5%. Хотя близнецовые исследования и свидетельствуют о значительном генетическом влиянии на склонность к умеренному употреблению алкоголя [см., например: Pedersen, Friberg, Floderus-Myrhed, McClearn & Plomin, 1984], ни одно из них не изучало алкоголизм сам по себе. Наилучшее доказательство роли наследственности в возникновении алкоголизма, по крайней мере у мужчин, предоставило исследование, проведенное в Швеции [ср.: Bohman, Cloninger, Sigvardsson & von Knorring, 1987; Peele, 1986]: 22% приемных сыновей, родные отцы кото­рых злоупотребляли алкоголем, сами были алкоголиками.

Другая психопатология. Большая часть работ по психопатологии посвящена, конечно, психозам, преступ­ности и алкоголизму, но в последнее время стали привле­кать к себе внимание и другие расстройства. Например, проведены семейные исследования невроза тревоги, назы­ваемого иногда панической болезнью; близнецовые и семейные исследования нервной анорексии; кроме того, у родных и приемных детей изучены так называемые расстройства соматизации — частые и хронические жалобы на физическое нездоровье непонятного происхож­дения [Loehlin et al., 1988].
Выводы
Результаты исследований по генетике поведения
дозволяют сделать два основных вывода. Во-первых, генетическое влияние на индивидуальные различия в поведении, как правило, достоверно, а часто и значительно. Роль генотипа в поведении настолько велика и вездесуща, что, пожалуй, вопрос должен стоять не о том, что наследуемо, а том, что не наследуемо. Во-вторых, и это не менее важно, очень большое значение имеют факторы среды. Они определяют более половины разнообразия сложного поведения. Например, даже у однояйцевых близнецов сходство по шизофрении составляет менее 40%. Поскольку однояйцевые близнецы / генетически идентичны, то причины, по которым у одного из них диагностируют шизофрению, а у другого — нет, скорее имеют отношение к среде, чем к наследственности. Поэтому термин «генетика поведения» в некотором смысле неверный, так как эта наука изучает воспитание не меньше, чем природу. Она дает новую возможность рассматривать влияние среды, в особенности семейной, на наследственность. Действительно, одно из наиболее важных открытий в области генетики поведения за последние годы касается именно воспитания. Этому вопросу посвящена следующая часть статьи.
ВЛИЯНИЕ СРЕДЫ НЕ ДЕЛАЕТ ДЕТЕЙ ИЗ ОДНОЙ СЕМЬИ ПОХОЖИМИ
Дети, растущие в одной семье, не очень-то похожи. Корреляция познавательных способностей у братьев и сестер составляет около 0,40, свойств личности — около 0,20, а совпадение психических расстройств наблюдается у них реже, чем в 10% случаев. Иными словами, по большинству показателей психического развития у родных братьев и сестер различий больше, чем сходства. Более того, исследования по генетике поведения показали, что сходство почти полностью обусловлено общей наследственностью, а не общей семейной средой. Это совсем не означает, что влияния среды, точнее, семьи, не важны. Напротив, именно они делают детей в одной семье непохожими друг на друга, т.е. действуют скорее на уровне индивида, а не семьи и специфичны для каждого ребенка.
Значение неразделенной среды

На значение так называемой «неразделенной среды» указали недавно в статье, опубликованной в «Науках о поведении и мозге», Р. Пломин и Д. Даниэльс [Plomin & Daniels, 1987]. В дискуссии, проведенной журналом, приняли участие 32 автора. Одним из доказательств того, что общая семейная среда не имеет большого значения, могут служить результаты исследования приёмных «братьев и сестер» — генетически неродственных» детей, которые с раннего возраста воспитываются в одной семье. Их сходство не может быть вызвано наследственностью, поэтому оно позволяет непосредственно оценить важность влияния среды, общей для детей, растущих в одной семье. Полученные «данные ясно показывают, что это влияние невелико. Корреляция между приемными детьми по чертам личности в среднем составляет около 0,05, а совпадение у них психических расстройств по частоте не отличается от случайного. И хотя познавательные способ­ности неродных братьев и сестер, воспитывающихся вместе, в детстве сходны (корреляция около 0,25), в подростковом возрасте эта связь почти полностью исчезает, указывая на то, что долгосрочный вклад общей семейной среды очень мал [Plomin, 1988].

Таким образом, нужно переосмыслить значение среды, принимая во внимание, что ее воздействие на каждого ребенка даже в одной семье неодинаково. Между семь­ями, естественно, существуют различия, связанные с социально-экономическим положением, образованием родителей и стилем воспитания детей. Но поскольку эти факторы одинаковы у детей, растущих вместе, они не влияют на развитие поведения. Возникает ключевой вопрос: почему дети из одной семьи так не похожи друг на друга? Для решения этой загадки надо изучать более чем одного ребенка из семьи, Это позволит установить, как именно особенности внешних воздействий, которым подвергаются дети, связаны с их индивидуальными различиями. Поскольку в различия между братьями и сестрами вносит свой вклад и наследственность, специ­фика влияния семейной среды на каждого ребенка не только определяет различия в поведении детей, но и отражает их. Выявить эти взаимосвязи помогают методы генетики поведения, в частности, исследования пар однояйцевых близнецов. Так как они генетически идентичны, различия в их поведении можно соотнести с индивиду­альными особенностями жизненного опыта.
Источники неразделенного влияния среды
Каково же это неразделенное влияние среды, которое так важно для развития? Ничего таинственного здесь нет: это могут быть любые факторы среды, меняющиеся "от семьи к семье", поскольку невозможно создать для всех детей в семье совершенно одинаковые условия. Например, даже небольшие различия в отношении родителей к дедам могут вызвать несходство между детьми или же увеличить уже имеющиеся различия. При этом важно, как сами дети воспринимают разницу в обращении, даже если их впечатления и не соответствуют действительнос­ти. Кроме того, имеет значение и состав семьи, а именно очередность рождения и пол детей, а также внесемейные факторы, например круг друзей. Это постоянные источники неразделенного влияния среды. Различия между братьями и сестрами вызываются и случайными причи­нами, такими как происшествия, болезни и какие-то особенные впечатления, которые, накапливаясь, делают детей из одной семьи непохожими, причем часто непред­сказуемо.

Итак, условия существования детей в одной и той же семье значительно различаются по родительскому обра­щению, взаимодействию друг с другом и со сверстниками. Появляются данные о том, что эти различия определен­ным образом связаны с конечными результатами психи­ческого развития братьев и сестер. Хотя первые шаги к выявлению конкретных источников неразделенного влияния среды сделаны, много еще предстоит узнать. Вопрос о том, почему дети из одной семьи так не похожи друг на друга, — это не только вопрос о различиях между братьями и сестрами. Он имеет гораздо большее значение для понимания средовых источников индивидуальных различий.

ПРИРОДА И ВОСПИТАНИЕ
Генетика поведения, наверное, еще внесет вклад в по­нимание воздействия среды на развитие. В специальный выпуск журнала "Американский психолог" 1979 г., посвященный детям, была, например, включена статья по генетике поведения, в которой обсуждалось значение того факта, что членов семьи объединяет не только среда, но и наследственность: "в сущности, в семьях обнаружи­вается смесь влияния наследственности и среды, так что нельзя с определенностью сказать, что явилось причиной наблюдаемых результатов" [Willerman, 1979, с. 925]. Недавние исследования показали, что наследственность может управлять созданием особой для каждой семьи среды [Plomin, Pedersen, McClearn, Nesselroade & Bergeman, 1988; Rowe, 1981, 1983a] и, кроме того, опосредовать связи между этой средой и результатами развития детей [Plomin, Loehlin & DeFries, 1985]. Большую пользу для понимания роли среды могут принести такие подходы генетики поведения, как анализ взаимодействия генотипа и среды (разное влияние среды на детей с разной генетической предрасположенностью) и корреляции генотипа и среды (в какой мере дети создают или получают среду, соответствующую их генетической предрасположенности) [Plomin, 1986; Scarr & McCartney, 1983]. Несомненно, надо признать здравым отказ социальных наук и наук о поведении от стремления объяснять развитие поведения исключительно внешними влияниями и переход к более взвешенной позиции, которая признает значение и наследственности, и среды. Тем не менее появляется опасность, что отход от «средовизма» зайдет слишком далеко. В 70-е годы нужно было с осторож­ностью говорить о генетическом влиянии, мягко намекая, что поведение может зависеть и от наследственности. Теперь же чаще приходится говорить: «Да, генетическое влияние существенно и важно, но не меньшее значение имеет среда». Особенно заметны эти изменения в области психопатологии, где неопровержимые свидетельства роли наследственности привели к поиску единственных генов и простых нейрохимических пусковых механизмов, ответ­ственных за проявление психических расстройств, в ущерб исследованиям их психосоциальных причин. Было бы замечательно, если бы нашлось какое-нибудь простое и не слишком дорогое биохимическое лекарство от шизо­френии. Однако это кажется маловероятным, если учесть, что шизофрения определяется средой в такой же мере, как и наследственностью.

Более того, как говорилось ранее, генетические влияния на поведение полигенны и имеют вероятностный характер, а не определяются четким эффектом одного гена. Признаки гороха, изучавшиеся Менделем, и некото­рые заболевания, такие как болезнь Гентингтона и серповидноклеточная анемия, обусловлены одним геном, действие которого не зависит от среды и других генов. Однако маловероятно, чтобы подобная детерминистская модель и предполагаемый ею упрощенный подход оправдались применительно к сложному поведению, изучаемому психологией. Пока еще нет четких доказательств того, что один ген в какой-то мере может отвечать за разнообразие любого сложного поведения. Не подтвердились, например, полученные ранее данные о. существовании особого гена, определяющего способности к пространственному мышлению, подвергнут сомнению моногенный характер наследования трудностей с правописанием, а широко обнародованная связь определенного гена с шизофренией и маниакально-депрессивным психо­зом, вероятно, ограничивается некоторыми семьями.

Сложность взаимодействия среды и генотипа наиболее отчетливо видна в период развития. Низший круглый червь, например, прославился тем, что стал первым многоклеточным организмом, у которого благодаря составлению полной схемы проводящих путей нервной системы и картированию многих из 2000 его генов была прослежена судьба всех 959 клеток, происходящих от исходной оплодотворенной яйцеклетки. Но при этом мало что удалось узнать о генетике развития, если не считать
представления о ее сложности. Ясно, что развитие не закодировано в ДНК тем же способом, как триплетный код определяет последовательность аминокислот в белках. И поэтому упрощенный детерминистский взгляд — не лучшая основа для размышления о генетических влияниях на развитие поведения круглого червя, а тем более детей.

Раз маятник отклоняется от «средовизма», важно перехватить его на полпути, прежде чем импульс уведет

его к биологическому детерминизму. Исследования по генетике поведения ясно показывают, что для развития
человека важны и природа, и воспитание.

Генетические основы развития детей
Адам П. Матени-младший
Луисвилльское исследование близнецов

Отдел педиатрии медицинской школы

Луисвилльского университета, Кентукки, США
Matheny, Jr. A.P. (1992) Genetic origins of children's developmental paths.
Почти двадцать лет назад мать с двумя крохотными дочками — однояйцевыми близнецами приехала в Луисвилльский центр изучения близнецов при университете. Она гордилась тем, что ее двойняшек выбрали для участия в программе исследования близнецов. Как выяснилось, беременность и роды протекали у нее без осложнений, тем не менее, мать была обеспокоена. Время
от времени без видимой причины та или другая девочка цепенела, туловище ее выгибалось, затем появлялась вялость. После этих приступов малышки почти всегда становились беспокойными, но, к счастью, периоды
раздражительности были довольно короткими. Наиболее интересно, что у обеих девочек приступы обычно возникали в один и тот же день.

К тому времени как близнецы начали ходить, приступы участились. У обеих малышек была необычная привычка: они запрокидывали голову и начинали раскачиваться. Часто они падали, как бы теряя сознание. Смотреть на это было страшно, и все беспокоились, что у близнецов эпилепсия. К счастью, к трем годам прояснилось, что у девочек редкий и неопасный для жизни синдром, для которого характерно запрокидывание головы (кривошея), сопровождаемое головокружением. С тех пор атаки стали реже, и ни у одной из двойняшек, теперь уже почти взрослых, приступов с детства не было, Столь удивительное сходство течения заболевания у однояйцевых близнецов — лишь одно из многих отмечен­ных при длительных исследованиях. Особенно впечатля­ющие данные получают при наблюдении близнецов на протяжении всей жизни. Амрам Шайнфельд в книге «Близнецы и суперблизнецы» [Scheinfeld A. Twins and • Supertwins, 1967] привел истории болезни пары идентич­ных близнецов, которые сами были врачами. В течение 65 лет у них было одинаковое "расписание" целого ряда недугов: паратонзиллярного абсцесса, язвенных кровоте­чений, приведших к удалению желудка, болезней сердца, обострений бурсита и артрита и одинаковая близорукость. Даже причина смерти, последовавшей с разрывом в несколько недель, была у них одна и та же.

Сэр Френсис Гальтон был первым ученым, кто собирал примеры сходства в» заболеваемости близнецов. По его наблюдениям почти у трети из ста близнецовых пар течение заболеваний было похожим; близкими оказыва­лись также время и причина смерти. Трактовка Гальтоном этого явления была явно генетической, что видно из следующего отрывка, написанного им в 1876 г.:

"Постоянное и безжалостное движение скрытых слабо­стей нашей конституции через болезни к смерти мучительно проявляется... в историях близнецов. Мы слишком склонны смотреть на болезнь и смерть как на случайные события... несмотря на факт постоянного сход­ства болезней у двух близнецов, который говорит о том, что болезнь и смерть — это необходимые этапы в обыч­ной последовательности органических изменений, начи­нающихся с рождения..."

За сто лет, промелькнувших со времени наблюдений Гальтона, истории болезни стали обычным предметом научного исследования близнецов. Наиболее выдающийся вклад в накопление таких данных внес профессор Луиджи Гедда, директор Института им. Грегора Менделя в Риме и основатель общества и журнала, посвященных близнецо­вым исследованиям. Гедда и его сотрудники собрали тысячи примеров синхронного течения сердечно-сосудис­тых, эндокринных, респираторных и нервных заболева­ний у близнецов.

Данные, собранные Геддой и другими исследовате­лями, подтверждают генетическую точку зрения, которая связывает события жизни с генотипом индивидуума. Эта связь особенно заметна в детстве когда показатели физического развития и поведения быстро меняются. Долгос­рочное изучение близнецов, например такое, как Луисвилльское, где за ними наблюдают более 30 лет, удиви­тельно четко свидетельствует о том, что существуют генетически обусловленные программы смены одних другими. Причем это касается не только интеллекта личности. Неудивительно, что возрастная психология, которая долго была занята влиянием среды на развитие человека, снова пересматривает роль наследственности. Волна споров, вызванных дарвинизмом, породила множество идей в

области генетики, общей психологии и психологии развития ребенка. Ф. Гальтон, кузен Чарльза Дарвина, не только создал близнецовый метод, но и с воодушевлением использовал и приспосабливал любой метод для того,
чтобы определить пределы генетического влияния. Он
применял, например, психологические опросники и само­
анализ, который давал возможность проникнуть в субъек­тивные процессы мышления и показать их сходство у генетически связанных индивидуумов, а также анализировал корреляции некоторых количественных показателей, таких как рост, у членов одной семьи. Считается, что сам Чарльз Дарвин положил начало возрастной психологии, сравнивая проявление эмоций у детенышей человека и животных. Например, кажется бессмыслен­
ным, когда ребенок выражает ярость, показывая зубы,
если не знать, что это поведение досталось нам от диких
предков. Такое изучение эмоционального и социального
поведения привело к представлению о том, что развитие
ребенка повторяет биологическую эволюцию, приведшую
к возникновению человека. Дж. Стенли Холл, один из корифеев возрастной психологии, твердо верил, что в играх детей воспроизводятся действия наших культурных и расовых предков. Детская возня и бой понарошку пред-
ставляют собой остатки поведения, наблюдаемого у живо-
тных. Таким образом, развитие детской игры повторяет нашу эволюцию и в биологическом и в культурном смысле.

В начале двадцатого века учебники психологии, несомненно, отличались большой склонностью к биологическим объяснениям. Поведение разделялось на рефлексы (такие как сосание и поворот в направлении звука), инстинкты (такие как уклонение или бегство от опасных ситуаций, проявление социальных привязанностей посредством улыбок, прикосновений и объятий) и привычки, приобретенные или усвоенные в результате обучения. При механистическом подходе меньше всего места уделялось приобретенному поведению, и биологическую основу пытались найти даже в самых сложных навыках. Например, культурные обычаи и традиции были разложены на простые рефлексы и инстинкты, побужда­ющие живые существа объединяться с себе подобными. За десять лет набралось столько рефлексов и инстинктов, объясняющих процесс развития, что трудно было объять все это умом. Казалось, природа объясняет слишком много.

Когда примерно во время первой мировой войны появилась книга Джона Уотсона "Бихевиоризм", американская психология уже готова перейти на позиции прагматизма, что означало объективное вычленение средовых влияний для последующего их изменения. И все же с множеством рефлексов и инстинктов мало что
можно было сделать. Дж. Уотсон считал, что экспери­менты И. П. Павлова по выработке условных рефлексов это путь к познанию того, как живые организмы обучаются под воздействием среды. Точно так же разви­вается и ребенок, обучаясь у то поощряет его или наказывает, формируя таким образом в желаемом направлении. Выработка привычек стала обычным делом; это видно из совета, который Дж. Уотсон дает родителям
в книге "Психологическое воспитание младенцев и
детей": "Есть разумный способ обращения с детьми.
Обращайтесь с ними так, будто они — маленькие взрослые. Погладьте их по голове, если они отлично выполнили трудное задание" [Psychological Care of Infant and, Child, 1928]. Взгляды Уотсона отметали инстинкты, отводили наследственности второстепенную роль, касающуюся в основном рефлексов, и, по существу, отвергали биологическое созревание как основу и ведущий принцип развития. Радикальный энвайронментализм ("средовизм") Дж. Уотсона знаменовал такую же крайность в споре "природа или воспитание", как и позиция сторонников природы в предшествующие десятилетия. Новый всплеск поведенческого течения в психологии, хотя и не столь радикального в философском смысле, как уотсоновское, привел к методологическим измышлениям о возможности освободить, индивидуальный опыт человека от его природы: Бихевиоризм в своей наиболее наивной форме представлял развивающийся организм бесконечно податливым, способным формироваться под каким угодно
влиянием.

С тех пор (и до недавнего времени) генетика для возрастной психологии была не более чем "запасным выходом". В учебниках признавалось, что наследственность вносит вклад в некоторые патологические состояния влияниям и может отвечать за одинаковые возрастные изменения, наблюдаемые у детей всего мира. Генетическим влияниям приписывали появление у ребенка двигательных навыков или же эмоциональную неустойчивость подростков, вызванную гормональными сдвигами. В дальнейшем в какой-то степени поняли, что существуют индивидуальные различия в темпах созревания, так что одни дети начинают ходить раньше, другие – позже, а трудности и бури переходного периода наступают у одних подростков рано, а у других – с задержкой. Однако большую часть очевидных индивидуальных различий в ходе развития объясняли влиянием среды. Если у ребенка отмечали или отставание социального или интеллектуального развития по сравнению с другими детьми, это пытались отнести за счет воздействия какого-то события в прошлом. Например, возрастание или снижение коэффи­циента интеллектуальности, выявленное при тестирова­нии, объяснялось психологическим подъемом или спадом, вызванным внешними влияниями: изменением условий жизни, семейными событиями и т. п. Особенности среды изучали для того, чтобы связать с ними наблюдаемое разнообразие личностных качеств у детей, а также изме­нения в поведении и настроении у каждого конкретного ребенка. Если общительный ходунок-ползунок становился застенчивым и робким, причину нужно было искать в окружении ребенка (появление в семье младенца, роди­тельские ссоры, отрыв от семьи и т.д.). Таким образом, колебания психики ребенка полностью объясняли обста­новкой, и это создало "впечатление, что на людях, как сказал у Шекспира Яго, "играть легче, чем на трубе". Из этого следует, что в наилучших условиях каждый ребенок будет' стабильно и ровно двигаться к каким-то оптималь­ным целям и что самые вредоносные отклонения от нормального развития можно значительно уменьшить или даже уничтожить полностью.

У возрастной психологии и генетики развития, конечно, различные научные задачи, но примерно десять лет тому назад профессор Ирвинг Готтсман, работающий теперь в университете Вирджинии, решил, что пришло время для их стыковки. В замечательной работе, опубли­кованной в сборнике материалов Миннесотского симпози­ума по развитию ребенка [Gottesman, 1974], Готтсман отметил значительные успехи биологии развития и моле­кулярной биологии и связал их с исследованиями по гене­тике поведения человека. Основываясь на соисследованиях шизофрении, он показал, что линия жизни, в. особенности у близнецов, помогает оценить связь между генотипом и изменениями в поведении, предшествующими шизофрении. Готтсман отмечал, что предсказать шизофрению еще до появления первых симптомов можно только у детей, чьи родители — шизо­френики, так как в- этом случае вероятность заболевания очень высока. Шизофрения подвержена генной регуляции ( и возникает в том случае, когда внешние факторы действуют в некоторые критические периоды жизни, Дети, имеющие предрасположенность к шизофрении, могут не заболеть, если не испытают»тяжелых* ударов ( судьбы. Другим же детям с сильно отягощенной наследственностью — для того, чтобы болезнь прояви­лась, достаточно даже небольшого толчка. Готтсман пока­зал, что оценить генетический вклад в возрастные изме­нения можно, анализируя сопутствующие им внешние события. В своей работе он предложил сблизить две край­ние точки зрения на роль среды и наследственности, но связи между ними все еще не сложились.

Согласно одному не устоявшемуся пока мнению, внешний облик современного человека и его поведение возникли в процессе эволюции как результат приспособ­ления и естественного отбора. Выдающийся эмбриолог К. Г. Уоддингтон в книге «Стратегия генов» [Waddington, 1957] осмыслил эти приспособления с точки зрения системы, взаимоотношений между генетическими планами развития, их проявлением в характеристиках человека и влиянием среды. В модели Уоддинггона существенное значение имеет понятие устойчивых путей (линий) развития, которые придают происходящим изменениям стабильное направление. Эти пути называются «креодами»; термин имеет греческое происхождение и означает «необходимый путь». Модель подвижна и предполагает, что возрастные изменения предусмотрены генетическими планами и сами генетические планы могут быть реализованы только через эти изменения.

Планы развития, обусловленные генами, устанавливают и направление изменений, и конечное состояние. Устойчивость пути развития какой-либо характеристики определяется тем, насколько глубоко заложены креоды и насколько хорошо эта характеристика защищена от внешних воздействий, которые могут сбить ее с пути, а если это произошло, то может ли отклонение устраниться само собой. Так, развитие некоторых характеристик настолько сильно канализировано, что они достигают генетически запрограммированной цели почти при любых обстоятельствах.

Физическое развитие человека может быть примером такой жесткой генетической детерминированности. Внутриутробное физическое развитие начиная с зиготы подчиняется динамическому плану, в соответствии с которым почти все новорожденные имеют в основном одинаковые черты. Только разрушительные силы могут перекрыть канализированные пути, ведущие к нормальному формированию частей тела. Более того, после рождения ребенка его физическое развитие продолжает следовать определенной программе. Таким образом, генетическая предопределенность физического развития человека настолько глубоко заложена, что выраженная его задержка является признаком больших неполадок. Например, формирование в ходе эмбрионального развития двух рук, двух ног и пяти пальцев на каждой конечности жестко канализировано. И только очень сильный средовый фактор, действующий в период формирования конечностей, может отклонить линию их развития от генетически заданного направления. Одним из таких повреждающих факторов был лекарственный препарат талидомид, который вызывал аномалии развития рук, ног и пальцев у детей, если их матери принимали его в первом триместре беременности. Многие женщины пользовались этим лекарством как успокаивающим, прежде чем стало известно его вредное действие, и в результате на свет появилось немало младенцев с уродливыми или недостающими конечностями.

Но как насчет системы, определяющей развитие поведения человека? Теория Уоддингтона, объединяющая генетические и средовые воздействия на внутриутробное физическое развитие, может оказаться полезной для понимания того, как работает эта система. Можно пред­ставить себе, что формирование поведения также канализировано. Этот процесс развертывается сразу после зачатия, так что некоторые элементы поведения налицо» уже в момент рождения. Почти «все» новорожденные, например, имеют одинаковый набор рефлексов: поисковый, сосательный, хватательный и др. В течение первого года жизни у большинства младенцев появляются другие успехи в поведении — сидение, ходьба, начало речи и социальные привязанности, причем настолько закономерно, что наличие канализированных путей развития этих навыков не вызывает сомнения.

Тем не менее нет оснований полагать, будто для каждого признака человека существует единственный канализированный путь, заданный одним или несколь­кими генами. Маловероятно, например, что есть специ­альный ген, тем более общий для всех людей, отвеча­ющий за форму и размер рук, осанку, походку или речь. Более правдоподобно, что проявление каждой поведен­ческой и каждой физической характеристики обусловлено многими генами, а следовательно, и пути, по которым идет развитие, разнообразны и сложны, и каждый из них имеет свое движение, организацию и направляющую силу. С этой точки зрения, в основе изменений, происходящих в процессе развития, лежит множество генов, управляемых другими (регуляторными)генами. Поэтому, хотя общая схема развития может быть у всех людей по существу одинаковой, в ходе него возникает немалое разнообразие физических и поведенческих характеристик. При внимательном изучении любой пары новорожденных сразу видно, что они не совсем похожи. Несмотря на общность внешних черт и поведения — видовых призна­ков человека, существуют индивидуальные различия в цвете, строении и количестве волос, в размере и форме ушей и пальцев, в мимике, в характере плача и сна, в раздражительности. Бели же снова посмотреть на этих детей через неделю, месяц или год, то индивидуальные различия станут еще более заметными. Ребенок А начал улыбаться на неделю раньше, чем ребенок Б; ребенок Б более ловко удерживает предметы, чем ребенок В и т.д. В сущности, с возрастом различия только усиливаются.

Излишне говорить, что с точки зрения строгих энвайронменталистов появление различий в поведении детей вызвано разными впечатлениями. Одни дети начинают улыбаться раньше потому, что родители больше обща­ются с ними, другие становятся более замкнутыми и стеснительными, потому что родители их слишком обере­гают, у третьих богаче словарный запас, так как родители постоянно разговаривают с ними. Такой подход почти полностью игнорирует вероятность генетических влияний на различия в поведении детей. Однако изучение разви­тия близнецов смягчило столь строгое мнение.

Близнецовый метод стал общепринятым, потому что он позволяет оценить, в какой степени любая характерис­тика человека предопределена генетически. Поскольку пара идентичных близнецов возникает из одной оплодо­творенной яйцеклетки, которая делится на самой ранней стадии беременности, и оба развивающихся близнеца имеют один и тот же набор генов, любые различия между ними должны быть вызваны негенетическими, или средовыми, факторами. Пара разнояйцевых близнецов разви­вается из двух оплодотворенных яйцеклеток, и у них в среднем только половина общих генов, как и у обычных братьев и сестер, с той лишь разницей, что первые рождаются одновременно и живут в одинаковых усло­виях. Поэтому различия между разнояйцевыми близне­цами определяются и генотипом, и средой. Близнецовый метод основан на сравнении степени сходства какого-либо признака у однояйцевых и разнояйцевых пар с помощью статистического анализа. По характеристикам, сильно предопределенным генетически, таким как рост, сходство однояйцевых пар будет практически полным (коэффициент корреляции равен или близок к единице), а у разнояйцевых пар степень сходства должна составлять примерно половину этого значения. Близнецовый метод позволяет оценить генетические и средовые влияния на любую измеряемую характеристику. Более того, если исследуемые характеристики каким-то образом изменя­ются, статистический анализ можно расширить, опреде­ляя подобие этих изменений у одно- и разнояйцевых близнецов.

В 70-е годы профессор Рональд Уилсон изучал разви­тие поведения в рамках Луисвилльскои программы иссле­дования близнецов. Тестируя большие выборки одно- и разнояйцевых близнецов наилучшими из доступных методов, он получил целый ряд оценок умственного развития детей в первые шесть лет их жизни. Когда близнецы были совсем маленькими, их обследовали с трехмесячными интервалами, на втором и третьем году — через шесть месяцев, а после трех лет — ежегодно. В результате за период, когда происходят наиболее бурные изменения во всех системах организма, было получено одиннадцать оценок умственного развития близнецов. Анализ динамики этих оценок показал, что умственное развитие прогрессировало устойчиво, но нe равномерно. Иногда наблюдались периоды подъема и спада оценок (соответствующие ускорению и задержке развития. В силу этого положение каждого ребенка относительно других с возрастом менялось. Какой-либо близнец в одном возрасте мог быть среди лучших по оценкам а потом скатиться на более низкий уровень. И наоборот, близнецы с низкими оценками могли в другом возрасте занять более высокое положение. Такая перестановка во времени подтвердила хорошо известное положение о том, что умственные способности в раннем детстве нестабильны. Или, другими словами, оценки интеллекта у маленьких детей могут значительно колебаться с возрастом.

Р.Уилсон считал, что эта скачкообразность умствен­ного развития индивидуума аналогична той, что характеризует индивидуальную скорость роста у детей. Некото­рые дети в какой-то период могут расти быстрее, а в

другой — медленнее. С точки зрения генетики развития,
индивидуальные кривые роста детей отражают действие
гипотетических систем генов, настроенных так, чтобы
начать функционировать в одном возрасте и прекратить
— в другом. У генетически сходных индивидов можно
обнаружить очень похожие кривые роста, а пары однояйцевых близнецов демонсгрируют точное соответствие. Так как у однояйцевых близнецов генотипы идентичны, уско­рение роста у одного близнеца должно совпадать с уско­рением роста другого, рост же разнояйцевых близнецов
должен быть менее синхронным. И действительно, срав­нение изменений роста, веса, цвета волос и глаз у одно- и
разнояйцевых близнецов от младенчества до шести лет,
проведенное в рамках Луисвилльской программы исследования близнецов, показало, что динамика этих признаков
генетически детерминирована. Следовательно, генотип жестко, управляет физическим развитием.

Взяв в качестве образца развитие физических призна­ков, Р. Уилсон затем сравнил градиенты умственного развития в парах однояйцевых и разнояйцевых близне­цов. К великому удивлению, результат оказался тот же. Возрастные ускорения и задержки умственного развития у однояицевых близнёцов были синхронизированы лучше, чему разнояйцевых. Синхронизация умственного развития не была так же ярко выражена, как синхронизация физического развития, тем не менее генетическое влияние оказалось достоверным. На самом деле динамика умственного развития у однояйцевых близнецов была настолько близкой, что по оценкам в тестах интеллекта одного близнеца из пары можно было с высокой точно­стью предсказать оценки другого близнеца.

Для дальнейшей демонстрации того, что развитие идентичных близнецов идет по одному образцу, подбирали такие пары, в которых один из близнецов по своему умственному развитию отставал от другого (вследствие низкого веса при рождении, заболевания или по какой-либо другой очевидной негенетической причине). Наблю­дение таких пар привело к заключению, что пути развития обладают способностью к самокоррекции. Это отчетливо показано на примере умственного развития десяти пар идентичных близнецов, один из которых весил при рождении меньше четырех фунтов (1814 г), а другой был примерно на два фунта (907 г) тяжелее. Маловесные, менее зрелые близнецы составляли группу риска по задержке развития, и действительно, в первые три года жизни их коэффициент интеллектуальности был значи­тельно ниже, чем у более крупных близнецов из пары. Но в среднем к шестилетнему возрасту разница между близнецами по этому показателю практически полностью г исчезла. Следовательно, канализированные пути умственного развития подтянули отстающих близнецов до уровня своей пары.

Результаты долгосрочных наблюдений были сильно ограничены выбранными показателями умственного и физического развития. Совершенно очевидно, что вне поля зрения остались эмоциональные и социальные характеристики — гораздо более сложные показатели развития ребенка. Тем не менее, по крайней мере, три из них — эмоциональность, активность и внимание— были изучены профессорами Адамом Матени и Рональдом Уилсоном (Луисвилльское исследование близнецов) при наблюдении за развитием темперамента детей, которых обследовали в течение периода раннего детства каждые шесть месяцев. Для этого в лабораторных условиях опре­деляли реакции близнецов на незнакомых людей, их действия во время активной и более спокойной игры в присутствии родителя и без него. Наблюдения длились не более часа, но их записывали на видеопленку, чтобы впоследствии можно было подробно проанализировать проявления темперамента ребенка. Лабораторные наблю­дения дополнялись данными родительских опросников, которые позволяют получить сведения о поведении детей в каждодневных ситуациях, недоступные профессиональ­ным наблюдателям. Оказалось, что эмоциональное поведение, показатели активности и внимания в любом возрасте были более сходными у однояйцевых близнецов, чем у разнояйцевых. Так, например, если один из одно­яйцевых близнецов был легким в обращении, живо реаги­ровал на окружающее и радостно занимался с игрушками, то темперамент другого близнеца с большой'

вероятностью тоже подходил под это описание. Разнояй­цевые близнецы не так хорошо соответствовали друг
другу. Кроме того, темперамент близнецов обычно
менялся с возрастом. Послушный, добродушный годовичок мог спустя шесть месяцев превратиться в трудного ребенка, что было видно и из лабораторных наблюдений, и из родительских ответов. В таких случаях возрастные изменения у однояйцевых близнецов были более синхронны, чём у разнояйцевых.

Подобные результаты получил профессор Роберт Пломин, работающий сейчас в Пенсильванском универси­тете. Он провел два больших исследования: в одном наблюдались в домашней обстановке близнецы, в дру­гом — усыновленные и родные дети, воспитанные в одной семье. Р. Пломин обнаружил, что у однояйцевых близнецов по сравнению с разнояйцевыми было больше сходства во времени появления застенчивости по отношению к незнакомым и в возрастных изменениях этой характеристики. Развитие интеллекта и личности у генетически родственных детей было более сходным, чем у приемных, воспитанных в одной семье. Таким образом, степень генетического родства определяет не только сходство в поведении детей, но и параллелизм возрастных изменений.

Следует понимать, что темперамент и личностные черты маленьких детей — не конечная цель развития поведенческих характеристик, так же как рост, вес и другие показатели детей — не конечная цель физического
развития. Возрастные изменения замедляются, и многие
характеристики становятся стабильными только тогда,
когда человек повзрослеет. В сущности, если мы хотим
проследить психическое развитие от зачатков темперамента у младенца до изобилующей сложностями личности взрослого, мы должны рассматривать взрослого как конечную цель развития. Поэтому, если бы мы нашли
доказательства влияния наследственности на личность взрослых близнецов, это означало бы, что генетический контроль действует и в процессе развития.

Известно множество работ, в которых изучались черты личности взрослых близнецов с помощью специальных опросников. Уникальным исследованием взрослых однояйцевых близнецов, воспитанных врозь, руководит профессор Томас Бушар в университете Миннесоты. Т. Бушар и его сотрудники обнаружили большое сходство в проявлениях положительных и отрицательных эмоций, а также в склонности либо к осмотрительности, либо к импульсивности. Эти определяющие личность взрослого свойства поразительно похожи на зачатки эмоциональности и застенчивости, выявленные при наблюдении детей. Оказывается, что в основе этих качеств также лежит внутренняя предрасположенность. Хотя по результатам детской, а в особенности младенческой, "личности" трудно предсказать личность взрослого, индивидуальные пути развития личности, вероятно, до некоторой степени управляются генетическими влияниями. На первый взгляд это развитие кажется неровным, зависящим от причуд среды, но лежащий в его основе план, может быть, более упорядочен. Результаты Луисвилльского исследования близнецов указывают на то, что такой порядок действительно существует.

Накапливающиеся данные должны заставить нас расширить свои взгляды на развитие ребенка, принимая во внимание биологическую основу изменений в поведении. Это не означает, что надо полностью отвергнуть роль среды, так как даже у однояйцевых близнецов поведение не во всем и не всегда похоже. Тем не менее теоретическое значение необычного сходства близнецов в течение их жизни, несомненно, велико.

Темперамент и несчастные случаи в детстве
Адам П. Матени-младший

Луисвилльское исследование близнецов

Отдел педиатрии медицинской школы

Уисвилльского университета, Кентукки, США
Matheny A.P. (Jr.) Temperament and children's accidental injuries. 1992

По статистике в развитых странах травмы, получен­ные при несчастных случаях, стали главной причиной смерти и инвалидности детей. Несчастными случаями (неумышленными повреждениями) объясняется от одной трети до половины смертности с раннего детского до возраста повзросления. Установлено также, что каждый год примерно один ребенок из трех получает серьезные повреждения, которые требуют медицинского вмешатель­ства или же ограничивают повседневную активность ребенка, в том числе учебу. Эта статистика основана на недавних широкомасштабных исследованиях детского травматизма в Соединенных Штатах, но подобные же тенденции можно обнаружить в Великобритании, Канаде и Франции. Несмотря на то, что в разных странах частота детского травматизма различается, он везде представляет все более серьезную опасность по мере того, как распро­страненность основных заболеваний снижается вследствие улучшения санитарных условий, питания, медицинского обслуживания и состояния окружающей среды.

Предотвращению серьезных травм у маленьких детей особенно способствует устранение окружающих ребенка опасностей или контроль над ними. Емкости для лекарств и средств бытовой химии должны быть устроены так, чтобы маленькие дети не смогли их открыть; в тран­спорте требуется наличие специальных сидений для юных пассажиров, а игрушки проверяются на безопасность. Благодаря принятию таких мер за последние десятилетия смертность от несчастных случаев постепенно снизилась.

Но частота травматизма без летального исхода по-прежнему остается высокой. Маленький ребенок в самой обычной обстановке может получить сотрясение мозга, рваные раны и ожоги, и трудно представить себе, как обеспечить ему полную защиту. Действительно, детям почти на каждом шагу угрожают травмы.

Тем не менее, несмотря на повсеместный риск, не каждый ребенок данного возраста получает травму, и не все травмы кажутся случайными. Другими словами, существует определенная закономерность в частоте форме травматизма. Закономерности можно установить и по наиболее общим признакам, таким как пол и возраст ребенка — мальчики травмируются чаще девочек, а у маленьких детей некоторые травмы (например, ожоги и отравления) встречаются чаще, чем у старших. Другие закономерности могут быть связаны с особенностями среды: жилищными условиями, наличием игровых площа­док, свободных от движения транспорта и т.д. Кроме того, доказано, что частота травм обычно выше у детей с опре­деленным типом поведения. Эти типы повеления у маленьких детей принято рассматривать как темперамент.