Вадим Леванов

Я УМЕЮ РИСОВАТЬ ЛОДКУ

пьеса в трех действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

СЕРЕЖА

НИКОЛАЙ

МЕДСЕСТРА

ВРАЧ

АЛЕКСАНДРА

СОСЕД ПО ПАЛАТЕ
Действие происходит в провинциальном городе С., в районной больнице имени Н. А. Семашко.


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
КАРТИНА 1
Больничная палата на два места. Две кровати, две тумбочки, стены выкрашены грязно-белой краской, на них сырые пятна. Потолок тоже в сырых разводах. Осень. Идут дожди. На правой кровати кто-то лежит, укрывшись с головой куцым больничным одеялом жутко-зеленой расцветки, из-под которого торчит нога в гипсе. Левая кровать пуста.

Вечер. Горит дежурный свет. Входят Николай и Медсестра. Николай зажимает рукой бок, говорит еле слышно.
МЕДСЕСТРА (с нотками раздражения). Это, вообще, лучшая палата! Для всяких там!.. Другого все равно ничего нет!

НИКОЛАЙ (слабо). Но Анатолий Алексеевич...

МЕДСЕСТРА. Где он, ваш Анатолий Алексеевич?! Может, мне вас в его кабинете положить? На столе?! Что я вам, место — рожу?! Вот он завтра явится — пусть сам и разбирается. Может, вас куда переведет, хотя куда? А может — этого! (Жест в сторону правой кровати.) А может и не понадобится!

НИКОЛАЙ. Что значит — не понадобится?

Медсестра выходит. Николай тяжело опускается на кровать, железная сетка с ужасающим скрипом провисает под его тяжестью до самого пола. От неожиданности он вскрикивает, морщится от боли. Одеяло на правой кровати шевелится.
(Сдавленно.) Извините.
Осторожно, стараясь не скрипеть, присаживается на край кровати. Перекладывает содержимое пластикового пакета — стандартный набор поступившего в больницу — в тумбочку. Возвращается Медсестра с баночками для анализов.
МЕДСЕСТРА. Вот. (Ставит баночки на тумбочку.) Для кала и мочи. До шести утра надо наполнить и поставить там, в туалете, в ящик, увидите куда. Ясно?

НИКОЛАЙ. Мне плохо. Это — аппендицит?

МЕДСЕСТРА. У нас экстренный день.

НИКОЛАЙ. А вы какой шоколад предпочитаете? Импортный или советский? С орехами? С коньяком, может быть?

МЕДСЕСТРА. Я не ем сладкого. (Выходит.)
Николай пытается лечь. Кровать жутко скрипит. Одеяло на правой кровати шевелится.
НИКОЛАЙ. Я вам мешаю? Извините. Кровать какая-то...
Нога в гипсе исчезла под одеялом, а вместо нее из-под одеяла выглянули два глаза. Николай ворочается, иногда тихо постанывает.
СЕРЕЖА. Скоро полдник принесут. Кашу. И кисель.
Николай вздрогнул, обернулся. Пауза.
Ты умрешь?

НИКОЛАЙ (шокирован). Почему? (Морщится от боли.) У меня аппендицит, наверно.

СЕРЕЖА. Дай конфету!

НИКОЛАЙ. Что? У меня, кажется, нет... (Лезет в тумбочку, роется в шелестящих-шуршащих пакетах.)

СЕРЕЖА. Тихо! Шуршит!

НИКОЛАЙ (замер). Что? Шуршит? Да. Пакеты.

СЕРЕЖА. Шуршит! Тихо!

НИКОЛАЙ. Это пакеты. (Показывает, шелестит пакетами.) Пакеты. У меня нет конфеты. Может, жевательную резинку?

СЕРЕЖА. Да! (Берет резинку.)
Входит Медсестра. В руках у нее небольшой поддон со шприцами, при виде которого голова Сережи исчезла под одеялом. Медсестра ставит поддон на тумбочку, берет шприц.
МЕДСЕСТРА (Сереже). Ягодицу готовь. Живо! (Николаю.) Устроились? (Сереже). Я кому говорю? Опять “бычки” в туалете собирал?

СЕРЕЖА (из-под одеяла). Не хочу!

МЕДСЕСТРА (срывает с него одеяло). Ты! Имбецил чертов! А ну, давай свою задницу мерзкую!

НИКОЛАЙ. Я хотел спросить...

МЕДСЕСТРА (ловко, рывком поворачивает Сережу на живот, заголяет ему зад, морщится). Воняет от тебя! (Шлепком делает укол.)
Сережа взвыл.
Спокойно! Не дергайся! (Выдергивает шприц.) Вату держи. Держи, говорю!
Сережа всхлипывает.
НИКОЛАЙ (Медсестре). Можно поговорить с врачом? Мне так плохо.

МЕДСЕСТРА. Врач дежурный на операции. Экстренного привезли.

НИКОЛАЙ. А когда он освободится?

МЕДСЕСТРА. Неизвестно. Огнестрельное ранение. В живот. Завтра — понедельник — общий обход. Все жалобы на обходе. Спокойной ночи. (Выходит.)

Пауза.
СЕРЕЖА. Больно?

НИКОЛАЙ. Что? Мне? Да. Может, уснуть попробовать? (Сереже.) Что? Будем спать? Утро вечера мудренее? (Отворачивается лицом к стене.) Спокойной ночи.

СЕРЕЖА. Скоро полдник принесут. Кашу. И кисель.

НИКОЛАЙ (повернулся, уставился на Сережу). Полдник? Скорее уж завтрак.

СЕРЕЖА. Скоро завтрак принесут. Булку. И чай.

НИКОЛАЙ (не сразу). А спать ты не хочешь?

СЕРЕЖА. Кто спит, тот быстрей выздоравливает?

НИКОЛАЙ. Вот и ложись. Спи. А проснешься — завтрак принесут.

СЕРЕЖА. Чай. И булку еще. Кто спит, тот быстрей выздоравливает.

НИКОЛАЙ. Чай. Да... Ну, что, будем пытаться уснуть?

СЕРЕЖА (достает из-под подушки газету, протягивает Николаю). На!

НИКОЛАЙ. Зачем? (Берет газету.) Спасибо.

Сережа достал газету себе, развернул ее, лежит с перевернутой вверх ногами газетой. Губы его шевелятся. Пауза.
НИКОЛАЙ. У тебя газета вверх ногами. Ты умеешь читать?

СЕРЕЖА. Я умею. Читать. Да. (Переворачивает газету.)

НИКОЛАЙ. Хочешь немного почитать перед сном?

СЕРЕЖА. Хочу. Да.

НИКОЛАЙ. А я попробую все же уснуть. (Отворачивается к стене.)
Разворачивая страницы газеты, Сережа вдруг нечаянно разрывает ее. Это ему нравится. Он разрывает газету еще раз. И еще. Медленно рвет газету на длинные полоски. Прислушивается к звуку рвущейся бумаги, улыбается, наблюдает, как полоски бумаги падают на пол возле кровати. Николай не выдержал, повернулся, сел.
Что ты делаешь?

СЕРЕЖА (перестал рвать, уставился на Николая). Ничего.

НИКОЛАЙ. А спать ты не хочешь?

СЕРЕЖА. Не-а. (Помолчав.) Нога болит.

НИКОЛАЙ. У тебя? Болит нога? Сильно?

СЕРЕЖА. Болит. Нога.

НИКОЛАЙ. А что делать? Позвать медсестру? Да? Я сейчас. (С трудом встает, морщится от боли, направляется к двери.)

СЕРЕЖА. А куда ты пошел?

НИКОЛАЙ (замер). За медсестрой. У тебя болит нога?

СЕРЕЖА. Не-а.

Пауза. Николай возвращается, ложится, отворачивается к стене. Сережа вновь берет газету, рвет ее на длинные полоски. Он улыбается.
СЕРЕЖА. Раз! (Оторвал полоску, подбросил, посмотрел, как она упала.) Два! Три. Четыре.
Газета кончилась. Сережа смотрит на лежащие на полу полоски. Улыбается, достает из-под подушки еще одну газету. Все повторяется.
Раз! Два! Три! Четыре!

НИКОЛАЙ (лежит, отвернувшись к стене). Ты играешь? Это надолго? (Повернулся к Сереже.) У тебя много газет?

СЕРЕЖА (протягивает Николаю пачку газет). На!

НИКОЛАЙ. Я хочу спать. Понимаешь? (Достает из тумбочки сигареты.) Ты не возражаешь, надеюсь?

Сережа не отвечает.
Жаловаться не будешь? Я окно приоткрою. (Приоткрывает окно.) На тебя не дует? Укройся. (Закуривает.)

СЕРЕЖА (укрывается одеялом). А кто курит, того сразу в гроб кладут.

НИКОЛАЙ (поперхнулся дымом, закашлялся). Что?

СЕРЕЖА. Кто курит, того сразу в гроб кладут. Тот умрет. Кто курит, того закопают мертвого. И у него из глаз — будет дым.

НИКОЛАЙ (не сразу). Медсестра сказала, что ты “бычки” в туалете собирал. Зачем?

СЕРЕЖА. Кто курит, тот плохой. Дядя Слава мне сказал, что в животе будет дым гореть.

НИКОЛАЙ. Кто сказал?

СЕРЕЖА. И что в гробу положат мертвого. И из глаз будет дым литься. Он так сказал. (Кашляет.) Я замерз.

НИКОЛАЙ. Замерз? Сейчас. (Несколько раз затянувшись взахлеб, выбрасывает окурок, закрывает окно.) А что ты жевательную резинку не жуешь?

СЕРЕЖА. Я съел.

НИКОЛАЙ. Съел?
Пауза.
Давай спать, а? Нужно больше спать. Тогда мы быстрей выздоровеем. Понял? Ложись.
Сережа продолжает сидеть.
Давай, ложись! Мы выздоровеем, нас выпишут из больницы и мы пойдем домой. (Зевает.) Хочешь домой?
Сережа не отвечает, сидит.
Сейчас вот придет медсестра и будет нас ругать. Потому что уже поздно, а мы не спим. Давно уже нужно спать. Спи!
Николай накрывается одеялом, отворачивается. Сережа берет газету, разрывает ее теперь уже в клочья.
Ты понимаешь, что ты мне мешаешь?!
Сережа рвет.
Я сейчас медсестру позову! (Садится на кровати.) Она тебе укол сделает!
На мгновение Сережа замер. Потом вновь принялся рвать газету — упрямо, сосредоточенно, почти со злостью.

Перестань!!!

Сережа рвет.
(Кричит.) Да прекрати ты, олигофрен чертов!!
Откуда-то возникает звук, похожий на хохоток. Негромкий, скрипучий.

КАРТИНА 2
Входит Медсестра. Она слегка покачивается. Глаза у нее блестят.
Медсестра. Не спите? Я так и знала. Почему не спите? (Сереже.) Ты, имбецил, ты почему?!.. Что я хотела-то?.. А почему вы, собственно, не спите? (Николаю.) Вот вы, больной — почему? А? Вы в журнале расписывались? Где про режим? Почему нарушаете?.. Так. Стоп. Я не про то... Что я хотела?

НИКОЛАЙ. Мы уже почти спим.

Медсестра. Да-а? И с кем? Дружка с дружкой? (Хохочет.) Что я?.. А-аа! Вспомнила! (Присаживается на край кровати Николая, закидывает ногу на ногу, задравшийся халатик оголяет ее красивые ноги. Николаю.) Ты вообще куришь?

НИКОЛАЙ. Вообще курю.

Медсестра. А что ты вообще куришь?

НИКОЛАЙ (достает из тумбочки пачку). “Ява”.

Медсестра. А почему — “Яву”? Вроде с виду интеллигентный, а куришь — “Яву”! Ты вообще кто? Стоп, угадаю. Бизнесмен? Мальчиш-крутыш?

НИКОЛАЙ. Я “Яву” курю. Безработный.

Медсестра. Удивительное — рядом.

НИКОЛАЙ. Там врач, как, не освободился?

Медсестра. Сегодня день экстренный. Везут и везут вас таких... всяких-разных. Обрыдла мне эта больничка, кто бы знал как! (Потягивается.)

СЕРЕЖА. Бабай придет.

Медсестра (Сереже). А ты, гаденыш, опять что-нибудь задумал? Да? Смотри! Я тебе живо клизму сделаю! Только учуди еще раз в мое дежурство чего-нибудь! Только попробуй!.. Стоп! Что я сюда?..

НИКОЛАЙ. Кажется, за сигаретой.

Медсестра. Угадал. (Берет сигареты.) Я пару штук. О’кей? У нас у одной из реанимации праздник души — в отпуск уходит, а в отпуску ее хахаль везет ее в круиз морской. Зачем она с таким хахалем вообще в больничке припахивается?.. Всем спать! (Николаю.) За сигареты — мерси. (Выходит.)

СЕРЕЖА. Бабай придет. Сегодня. Я боюсь.

НИКОЛАЙ. Слышал, что медсестра сказала? Спи, а то клизму сделает.
Пауза.
СЕРЕЖА. У тебя болит? Нога?

НИКОЛАЙ. Нога? Нет. У меня болит здесь (показывает на грудь) и здесь (зажимает бок) и везде... Что со мной?

СЕРЕЖА (рассматривает свою грудь). А что — там? (Помолчав.) Ты умрешь?
Пауза.
Дядя Слава умер.

НИКОЛАЙ. Какой дядя Слава?

СЕРЕЖА. Он газеты читал. Он мне читал. Ты мне будешь газеты читать?

НИКОЛАЙ. Он, этот дядя Слава, он здесь лежал?

СЕРЕЖА. Газеты читал.

НИКОЛАЙ. На этой кровати? Он здесь умер?!

СЕРЕЖА. Газеты читал. А потом он так застонал. Он тут долго потом лежал. Ему лицо одеялом закрыли. Он добрый. Он мне булку давал. И конфеты. И тетенька к нему приходила. И тоже мне давала. Яблоки. И печенье. И еще такое вкусное... мне такое давали, когда Новый год был. Ты добрый? Бабай пришел и его забрал. Спать хочу.

НИКОЛАЙ. Я хочу курить.

СЕРЕЖА. Дядя Слава курил тоже. Он сказал, что потому что он курил, у него в горле стал рак. И кто курит — того сразу в гроб кладут, тот умрет. Спать хочу. (Накрывается с головой одеялом.)
Пауза.
НИКОЛАЙ. “Есть две страны. Одна — больница...”

КАРТИНА 3
Темнота. И в темноте звуки: скрип пружин кровати, шаги.
Голос СЕРЕЖИ (шепотом). Уходи! Ты плохой, Ты меня не заберешь. Ты злой. Меня выпишут. Скоро. Мне врач сказал. Он так сказал. Уходи!
Загорается спичка в руках Сережи, он стоит, опираясь на костыль, возле кровати спящего Николая, глядя в угол палаты, где темнота кажется гуще, чернее.
Уходи! (Стараясь не шуметь, достает из тумбочки Николая сигарету.)
Спичка догорает. Темнота. Хохоток.

Когда Сережа зажигает другую спичку, он уже вернулся на свою кровать. Он пытается прикурить. Спичка гаснет. Сережа зажигает кусок газеты, обжигается, вскрикивает, роняет огонь на горку разорванных газет на полу, которая тотчас вспыхивает. Загипсованной ногой Сережа пытается потушить этот костер, руками разбрасывает горящие полоски. Несколько горящих обрывков попадает на кровать Николая. Тот просыпается, от неожиданности кричит, пытается стряхнуть с себя огонь, обжигается, кричит еще громче. Перепугавшийся Сережа тоже кричит, плачет.

Вбегают Медсестра, следом врач. Крики:
— Пожар!!

— Что?!

— Горим!!!

— Что происходит, черт возьми!?!

— Бабай!

— Одеяло горит, вашу мать!

— Свет! Свет включите кто-нибудь!

— Бабай!

— Гасите! Гасите!

— Воды, воды!

Кто-то включил свет. Врач топчется, словно пританцовывая, затаптывает огонь. Николай полотенцем сбивает пламя с загоревшегося одеяла. Медсестра выбегает, через мгновение возвращается с огромным шприцем, из которого брызгает фурацелином в разные стороны. Наконец общими усилиями удается уничтожить огонь. Медсестра со смехом валится на кровать Николая, Врач присаживается на кровать Сережи. Короткая пауза.
МЕДСЕСТРА. Дебилизм!

ВРАЧ. Что случилось все-таки?

НИКОЛАЙ. Не знаю! Просыпаюсь — горит.

ВРАЧ (Сереже). Ты?

СЕРЕЖА. Бабай приходил!

МЕДСЕСТРА. Ах ты, имбецил! Опять, главное, в мое дежурство! Щас я клизму тебе!

Сережа прячется под одеяло.
(Врачу.) Что вы этого идиота здесь держите? Его в психушку надо! Его ж к кровати привязывать надо! На хрена б он тут сплющился?!

ВРАЧ (стаскивает одеяло с Сережиной головы). Ты зачем это сделал? А?

МЕДСЕСТРА. Он больничку эту чертову хотел подпалить!

ВРАЧ. Где ты спички взял? (Николаю.) Он у вас спички стащил? (Сереже.) Давай сюда спички.

НИКОЛАЙ. У меня зажигалка.

СЕРЕЖА. Он приходил. Он хочет всех забрать.

МЕДСЕСТРА. Вот имбецил!.. Дырку, гад, прожег!

ВРАЧ (Сереже). Ты курил?

СЕРЕЖА. Кто курит, тот умрет.

МЕДСЕСТРА (Врачу). Вы всю ночь с ним беседовать собираетесь? Я спать пошла. Мне через два часа уколы делать. (Николаю.) Давай свою “Яву”! (Берет сигарету.)

ВРАЧ (Медсестре). Сделай ему димедрол и спи.

МЕДСЕСТРА (Врачу). Вы серьезно?!

ВРАЧ Ладно, ладно, сделаешь, ничего с тобой не случиться. Это работа твоя, в конце концов.

МЕДСЕСТРА. В гробу я эту работу! Я этого урода своими руками!.. (Выходит, хлопнув дверью.)

ВРАЧ (Сереже). Вот и чуд-ненько! Сейчас сделают укольчик. Болит что-нибудь?
Сережа отрицательно мотает головой.
Вот и славненько! (Хочет уйти.)

НИКОЛАЙ. Доктор! Одну минуту! Мне плохо. Очень плохо. Что со мной?

ВРАЧ. Я вижу вас первый раз. Откуда я могу знать? (Зевает.) Завтра... Сегодня уже! — общий обход. Вот на нем все жалобы подробненько...

НИКОЛАЙ. А нельзя меня куда-нибудь переместить?

ВРАЧ. Куда? (Зевает.)
Возвращается Медсестра со шприцем.
МЕДСЕСТРА (Сереже). Давай свою жопу, гад!

ВРАЧ (Медсестре). Выражения у тебя, солнце мое! У нас есть где-нибудь место?

МЕДСЕСТРА. Где? (Делает укол.) Сегодня экстренных везут и везут.

ВРАЧ. А в девятой?

МЕДСЕСТРА. Было, да сплыло. Есть одно в тринадцатой.

ВРАЧ (Николаю). Если вам улыбается лежать в тринадцатой палате...

МЕДСЕСТРА. Восьмиместной. С паралитиками. У них там судна, утки под каждой койкой. Воняет как!.. (Сереже.) Вату держи! (Выходит.)
Короткая пауза.
НИКОЛАЙ. Он действительно — ненормальный? У них страсть к огню? Он может опять...

ВРАЧ (устало, но терпеливо). Олигофрения имеет три формы: дебильность, имбецилия и идиотия. В данном случае (взъерошил Сереже волосы) — дебильность. Причем очень легонькая, я бы сказал... (Зевает.)

СЕРЕЖА. Он придет. Бабай!

ВРАЧ (Сереже). Не шали! (Грозит Сереже пальцем. Выходит.)

Пауза.
НИКОЛАЙ (не очень уверенно). Слушай меня внимательно. Если ты еще раз что-нибудь подобное... Я не знаю... что я сделаю...

СЕРЕЖА. Спать хочу! (Накрывается одеялом.)

Пауза.
НИКОЛАЙ. А кто этот?.. как ты его называешь, который приходит?..
Пауза.
Захрапишь сейчас? А мне что прикажешь делать?.. Он тебе снится, что ли, этот, как ты там его называешь? Мерещится? Мне когда лет шесть было... Или семь? В школу я тогда пошел в тот год, точно! Я тогда заболел весной. Очень сильно. И у меня осложнение после гриппа...
С Сережиной кровати раздается храп.
Уснул. Олигофрен несчастный. А мне что делать?.. (Достает из тумбочки шахматную доску.) Да не храпи ты так! (Расставляет фигуры.)
Скребущий звук.
Крысы тут, что ли?
Сережа похрапывает, но к его храпу присоединяется тихий звук, похожий на издевательский хохоток.
Так...
Хохоток.
Вот, значит, как ты спишь? Издеваешься? (Вскакивает, морщась от боли, срывает с Сережи одеяло.) Олигофрен чертов!
Сережа испуганно хлопает глазами, поскуливает.
Если ты — придурок ненормальный, значит, тебе все можно? Ты специально тут похрюкивал? Хихикал? Скребся? Нарочно храпел?

СЕРЕЖА (поскуливает, кутается в одеяло). Спать хочу! Я ничего не делал...

НИКОЛАЙ. Не скули!

СЕРЕЖА. Бабай...

НИКОЛАЙ (хватает Сережу за ворот пижамы). Если ты еще раз!! (Вдруг, потеряв сознание, заваливается и падает.)
Хохоток.
СЕРЕЖА. Уходи! Не трогай его! Уходи!! Ты плохой! Уходи!!! (Кричит.) А-а-а-а-а-а!!!

КАРТИНА 4
Николай лежит на кровати. Он уже пришел в себя. Возле него Врач и Медсестра, которая делает ему укол. Сережа сидит на кровати и все еще поскуливает.
Медсестра (Сереже). Заткнись, ты, ублюдок!

ВРАЧ (Медсестре). Выраженьица у тебя. На тебя уже пациенты жалуются, меры принять требуют, радость моя.

Медсестра. Какая сволочь на меня нажаловалась? Стоп! Угадаю. Эта старперка из седьмой?

ВРАЧ. Не только, радость моя.

Медсестра. Она все нервы мне вымотала! То ей не так, это не эдак. Я ей сказала-то: вам, говорю, в вашем возрасте уже смысла нет выздоравливать. И все! А она как понесла, хамкой меня выставила!

НИКОЛАЙ. Что со мной?

ВРАЧ. Надо отдохнуть... (Зевает.) Не волнуйтесь.

НИКОЛАЙ. Я умру?

ВРАЧ. Все мы когда-нибудь умрем.

СЕРЕЖА. Бабай приходил.

НИКОЛАЙ. Что со мной происходит? Аппендицит? Рак? Что? Спид? Мне плохо!

ВРАЧ. Вот укольчик вам сделали, теперь будет получше. (Зевает.)

НИКОЛАЙ. Что со мной?! Я хочу знать!

Медсестра. Увянь! Ни хрена с тобой не сделается. Почему мужики так за свое здоровье переживают всегда?

ВРАЧ. Мужчины более подвержены стрессам, и вообще... более... (Зевает.)

СЕРЕЖА. Он еще придет.

ВРАЧ (Сереже). Как оно? Все нормально? Вот и славненько.

СЕРЕЖА. У меня тут болит. (Показывает на грудь.)

ВРАЧ. В самом деле? И что там может болеть, интересно?

СЕРЕЖА. Сердце.

ВРАЧ. Чуд-ненько! Может, ты вместо меня будешь больных пользовать?

Медсестра. Как мне все настоиграло! Кто бы знал!

СЕРЕЖА (указывает на Николая). Он умрет?

ВРАЧ. Я не понял: ты спрашиваешь или утверждаешь?
Пауза.
НИКОЛАЙ (Врачу). Я вас очень прошу, переведите меня в эту тринадцатую палату! Я не могу с ним! Пусть с паралитиками! Пусть судна, утки...

Медсестра. Поздно. Уже занято. Везут и везут! Как я эти экстренные дни ненавижу! С огнестрельными ранениями уже двое поступили! Что там — война?

ВРАЧ. Очередная революция. Или внеочередная. (Зевает.)

Медсестра. Разборки какие-нибудь. Крутые.

ВРАЧ. Смутное время. Кто-то кого-то умерщвляет, а мы... (Зевает.) Иного бы сам с превеликим удовольствием сделал менее живым. Вот, в коридоре у туалета парень лежит, наручниками к кровати прикреплен, омоновцы с автоматами его караулят. Насильник, рецидивист. Три убийства с отягчающими, побеги, заложники какие-то... (Зевает.) Нам зарплату два месяца не платят... Почему я его должен оперировать, лечить? (Зевавет.) Надо кофе выпить. Спать уже не имеет смысла.

СЕРЕЖА. Болит. Тут! (Показывает на грудь.)

ВРАЧ. До свадьбы, как говорится... (Усмехается, зевает.) Впрочем, я уже заговариваюсь. Спокойной... Хотя, утро уже... (Выходит.)

Небольшая пауза.
Медсестра. Зачем я в это медучилище трахнутое пошла? Дура! А куда мне еще было? Или в пед или в мед. Или учить вот таких (кивает на Сережу), или лечить. Хрен редьки не слаще.

НИКОЛАЙ. Мне так плохо!!

Медсестра (Николаю). Да успокойся ты. Вылечим!

СЕРЕЖА. Я его боюсь!

НИКОЛАЙ. Положите меня в коридор!

Медсестра. Не могу, родной, коек — йок!

НИКОЛАЙ (жалобно). У меня тут стена сырая.

Медсестра. А ты к ней не прислоняйся. Ко мне прислонись. (Кладет его голову себе на колени.)
Пауза.
Эту больничку еще до революции один купец отгрохал. Крутой тоже был. Больница для бедных. Сечешь? С тех пор ни разу не ремонтировали.

СЕРЕЖА. А когда был Новый год, мне Дед Мороз дал конфеты. И печенье еще. И апельсин. Вкусный. А Снегурочка дала мне такое... вкусное... я забыл только. Спать хочу.

Медсестра (Николаю.) Что я возле тебя сижу? Прям как сиделка ночная! Причем — бесплатная! Намек понял?

СЕРЕЖА. Йогурт! Она дала мне йогурт!

Медсестра (философски). Далось дураку, что рот на боку. Ладно! Пора уколы делать! (Встает, потягивается.) Гони свою “Яву”! Бай-бай! (Выходит.)

СЕРЕЖА. Скоро Новый год будет!

Пауза.
Я испугался. Ты упал. А я испугался. Он хотел тебя забрать. Он приходил. Я испугался. Ты не умирай. Я громко кричал. Я испугался.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА 5
Входит Александра. На вид ей лет тридцать пять, но чувствуется, что на самом деле несколько больше. Одета дорого. У нее очаровательная улыбка, которая почти не исчезает с лица, отчего иногда кажется, что она демонстрирует свои ровные, снежно-белые зубы. Держится она как-то нервно: очень прямо и будто боится упасть. В руках у нее белый халат, пакет с фруктами.
АЛЕКСАНДРА (Николаю). Здравствуй!

СЕРЕЖА (широко улыбается). Здравствуйте!

Александра разворачивается и рассматривает Сережу, присутствия которого сразу не заметила.
(Продолжает улыбаться.) Здравствуйте!

АЛЕКСАНДРА (Николаю). Ты не рад? Как ты себя чувствуешь? Болит? Как ты тут?

НИКОЛАЙ. Здравствуй.

АЛЕКСАНДРА (ставит пакет на тумбочку). Ты расстроен? Я вижу. Можно присесть на краешек твоей кровати? (Присаживается.) Как здесь ужасно! Да? Ты нервничаешь? Я вижу.

НИКОЛАЙ. Зачем ты все это устроила? Зачем понадобилось класть меня сюда?

АЛЕКСАНДРА. Ты нервничаешь. Ты не рад. Я вижу. Я так и знала. Тебе больно? Плохо?

НИКОЛАЙ. Я провел кошмарную ночь. Кажется, здесь клопы. Что со мной?

АЛЕКСАНДРА. Пожалуйста, успокойся. Выглядишь очень бледным. Ты не спал? Возьми, там фрукты. Тебе нужны витамины. Железо, кальций...

НИКОЛАЙ. Ты говорила с врачом?

АЛЕКСАНДРА. Ты волнуешься. Нервничаешь. Я не люблю, когда ты такой.

НИКОЛАЙ. Почему я здесь? Что тебе сказали? Что со мной? Я не хочу здесь оставаться!

АЛЕКСАНДРА. Ты как ребенок. Успокойся. Во всем — как ребенок. Почему ты ушел из банка? Мне такого труда стоило достать это место. Ты взвинчен. Я не люблю, когда ты такой. Тебе плохо? Я вижу. У тебя был приступ. (Дотрагивается до лица Николая, тот вздрагивает.)

НИКОЛАЙ. Приступ — чего?! Что тебе сказали?!

АЛЕКСАНДРА. Извини! Руки холодные? Там холодно, дождь...

СЕРЕЖА. А к дяде Славе тоже приходили. Тетенька. И другая тетенька. Они плакали. А он на них ругался. А они плакали.
Пауза.
НИКОЛАЙ. Что тебе сказали?!

АЛЕКСАНДРА. Успокойся. Мне ничего не сказали... Ничего определенного. (Глядя на Сережу.) А молодой человек не мог бы выйти?

НИКОЛАЙ. У него нога сломана.

СЕРЕЖА. Доктор сказал, что меня скоро впишут. Он сказал.

АЛЕКСАНДРА (Сереже.) Хочешь персик?

СЕРЕЖА. Хочу. Да.

АЛЕКСАНДРА (достает из пакета персик, протягивает Сереже). Вот. Возьми. Ты не мог бы где-нибудь погулять? В коридоре?

СЕРЕЖА (берет персик). Спасибо.

АЛЕКСАНДРА (Сереже.) Ты не мог бы выйти? Ненадолго. Тебе же не трудно? Погуляй там, в коридоре. (Все более настойчиво.) Выйди, пожалуйста. На десять минут! Гулять — очень полезно! Выйди!! Ну?!
Сережа выходит, опираясь на костыль. Пауза.
НИКОЛАЙ. Зачем ты его выгнала?

АЛЕКСАНДРА. Ты совсем-совсем не спал сегодня? Бедный! Не пугай меня, пожалуйста!.. Я когда шла к тебе сейчас... Там, под лестницей труп. Ужасно! Ноги торчат босые... Это мужчина или женщина?.. Извини, я глупости говорю!.. Я действительно была не права... Я не предполагала, что здесь все так!.. Этот ненормальный... Тебе сделали назначения?

НИКОЛАЙ. Ты разговаривала с врачом?

АЛЕКСАНДРА. Не нервничай! Я разговаривала. С Анатолием Алексеевичем. С главврачом. Все будет хорошо. Вот увидишь.

НИКОЛАЙ. От чего меня будут лечить? Что со мной?! Что?!!

АЛЕКСАНДРА. Ты стал такой нервный. Я не люблю, когда ты такой. Сильно болит? Я вижу! Здесь слишком много отрицательных факторов. Надо было везти тебя в Москву. Сразу. Извини. Поверь, я хотела как лучше.

НИКОЛАЙ. Кому — лучше?

АЛЕКСАНДРА. Я все сделаю. У тебя будет отдельная палата. Анатолий Алексеевич мне обещал. Я приду вечером. Ты чего-нибудь хочешь? Вкусного чего-нибудь? Что принести?

НИКОЛАЙ. Здесь клопы. Сырая стена. Что со мной? Я чувствую... как каждую минуту мои клетки разрушаются. Я могу умереть здесь. Я устал. Я не хочу умирать! Здесь клопы. Больница для бедных. Я не могу здесь оставаться! Мне плохо! Что со мной?!

АЛЕКСАНДРА. Успокойся! Я прошу тебя! Я прошу!..

Входит Сережа.
(Сереже, резко.) Выйди!

СЕРЕЖА. Там пол моют. Там пол моют. Мне сказали, чтоб я ушел.

АЛЕКСАНДРА (грубо). Выйди отсюда! Выйди вон, идиот ненормальный!

НИКОЛАЙ (Александре) Прекрати! (Сереже.) Ложись на кровать.

СЕРЕЖА. Там пол моют. (Ложится на кровать, накрывается одеялом.)
Пауза.
АЛЕКСАНДРА. Я поняла. Хорошо. Завтра... Завтра же! Я заберу тебя отсюда. Поедем в Москву. Надо поговорить с Анатолием Алексеевичем... В Москву, за границу...

НИКОЛАЙ. Я настолько плох?

Короткая пауза.
АЛЕКСАНДРА. Я пойду... Нужно поговорить... Только не волнуйся! Я все сделаю! Я уже обо всем договорилась. Нужно все переиграть.

НИКОЛАЙ. Не нужно. Я ничего не хочу. Ничего.

АЛЕКСАНДРА. Я пойду. Приду вечером. Что принести?
Короткая пауза.
Завтра!.. Я все сделаю. Я пойду...
Пауза. Александра неловко целует Николая в лоб и выходит. Пауза.
НИКОЛАЙ. “Есть две страны. Одна — больница...”


КАРТИНА 6
Николай ходит по палате, то и дело останавливаясь у шахматной доски, размышляя о композиции фигур на ней.
СЕРЕЖА (продолжает говорить). ...потом в интернате жил. И потом с бабушкой еще. А потом в интернате.

НИКОЛАЙ (думает о своем). А бабушка где?

СЕРЕЖА. Ее Боженька взял на небо к себе. Мне бабушка сказала, что меня Боженька любит.
Пауза.
НИКОЛАЙ. А в интернате ты долго жил?

СЕРЕЖА. Там плохо. Там другие. Они плохие. Они курят. И матом ругаются. А кто курит, тот умрет. И кто матом ругается, тому язык отрежут.

НИКОЛАЙ. Кто отрежет?

СЕРЕЖА. Тому язык отрежут.

НИКОЛАЙ. А ты умеешь матом ругаться? Умеешь?
Сережа не отвечает. Сидит, насупившись.
Курить тебя в интернате научили? А? Что надулся, как мышь на крупу? Хочешь персик? (Дает персик Сереже.)

СЕРЕЖА. А ты добрый?

НИКОЛАЙ (Делает ход на шахматной доске, записывает; вдруг Сереже). Ты двигал фигуры?

СЕРЕЖА. Не-а.

Короткая пауза.
НИКОЛАЙ. У меня был юношеский разряд по шахматам. Однажды я играл с Карповым. На сеансе одновременной игры с пионерами... Тогда я хотел стать чемпионом мира. Ты хочешь стать чемпионом мира?

СЕРЕЖА. Не-а.

Пауза. Николай смотрит на Сережу. Входит Медсестра.
МЕДСЕСТРА (мрачно, Сереже). Готовь руку! (Впускает из шприца лишний воздух.)

СЕРЕЖА. Не хочу! Больно! (Хнычет.)

МЕДСЕСТРА. Заткнись! Воняет от тебя, как от козла!

НИКОЛАЙ. Доброе утро. Не сменились еще?

МЕДСЕСТРА. Как же! Наташка, сука такая, на работу не вышла! Теперь за нее всю смену пахать! Медперсонала не хватает: кому за такую зарплату трахаться тут с вами интересно! (Делает Сереже укол.) Когда она только развалится, больничка эта!

НИКОЛАЙ. А тут у вас есть... привидения?.. Ну, в смысле, паронормальные явления? Полтергейст? Призраки... Здание старое. Опять же, сколько людей тут поумирало...

МЕДСЕСТРА. Ты по адресу лежишь? У тебя с головкой все в порядке? Нет? Кругом одни — больные! Может, тебя не от того лечат?! Может, тебе крышу поправлять надо? (Смеется.)

НИКОЛАЙ (тоже смеется). Меня еще не лечили, не начинали еще.

МЕДСЕСТРА. Чувствуется! (Смеется.) Не опоздали б только!

НИКОЛАЙ. Что со мной, а?

МЕДСЕСТРА. Болеешь, наверно. Ладно! Пошла. Ночью раненых понавезли с огнестрельными... Двое уже перекинулись. Говорят, заварушка какая-то была. Конкретная. (Выходит.)
Пауза. Николай подходит к шахматной доске. Делает ход, записывает, смотрит на доску, потом пристально на Сережу.
НИКОЛАЙ. Ты двигал фигуры?

СЕРЕЖА. Не-а.

НИКОЛАЙ. А кто двигал? Отвечай! Быстро! И не ври! Кто врет, тому язык отрежут! Двигал фигуры?

СЕРЕЖА. Не-а.

НИКОЛАЙ (хватает Сережу за ухо). Врешь! Сейчас уши отрежу за то, что врешь!

СЕРЕЖА (вопит). Больно! Не надо! Я не делал! Я не делал!

НИКОЛАЙ. Давай сюда язык! Где ножик! Сейчас отрежу!

СЕРЕЖА (вопит, плачет). Это не я! Больно! Не хочу! Это — Бабай!

Николай отпускает Сережино ухо. Короткая пауза.
НИКОЛАЙ. Как ты мне надоел...
Пауза.
Никогда не думал, что окажусь... в одной комнате с умственно отсталым... Здесь! На этой койке! В этой идиотской пижаме! В этих тапочках!
Пауза. Николай выходит. Сережа подходит к шахматной доске, с любопытством рассматривает фигуры.


КАРТИНА 7
Николай сидит, уставившись на шахматную доску. Сережа исподтишка наблюдает за ним.

Входит Сосед по палате — судорожно-подвижный, суетливый старичок, маленький, сухонький.
СОСЕД. Здравствуйте! (Сереже.) Здравствуй, Сережа! Можно к тебе? (Присаживается на Сережину кровать.) Как чувствуешь себя? Как ноженька твоя? Не болит? (Николаю.) Не помешал я вам?

НИКОЛАЙ. Нет, ничего.

СОСЕД (Сереже). Не болит, значит. А я всю-то ночь не спал. Мочи просто нет никакой! Я и Анатолию-то Алексеевичу, врачу своему лечащему, жаловался: что такое, говорю, лечите, лечите, а мне спасу никакого нет! Хоть бы назначили, говорю, чего, а то одне таблетки да уколы ставят. А у меня от этих таблеток, от этой химии ихой все нутро прям горит, хуже чем от спирту неразведенного. А тебе чего говорят? Скоро выпишут?

СЕРЕЖА. Доктор сказал: меня скоро выпишут. У меня нога не болит.

СОСЕД. Вон как! Выпишут тебя скоро, значит... Ну и слава тебе, Господи. Ты молодой. У молодых быстро все заживает. А у меня боли-и-ит! Страх как! И уколы ставят — назади места живого нет, и таблеток сколь выпил ужо, а лучше — нет... Не знай, когда меня отсюдова выгонют. Вот. Да и то сказать, куда мне отсюдова итти? На кладбище только. (Николаю.) А вас вчерась, ровно, вечером положили?.. Вы молодой. У молодых-то быстро все... А меня вон лечут, лечут одними таблетками, от них разе толк-то будет? Химия. А другие какие лекарства больши-их денег стоят, кто ж их на меня расходовать будет. Правильно? Вот. То-то. Кормят, и на том спасибо. На улицу не гонят. А то — куда мне? На кладбище только. Ну, нам-то, старикам, все одно помирать пора. День прошел, до нас дошел... Эту-то больницу купец первой гильдии Ключников поставил. В тринадцатом годе, перед самой войной, аккурат, империалистической. Больница для бедных называлась. Грехи, видать, какие замаливал. И потом тут лазарет был для раненых. И купец этот, Ключников-то, он тут и помер. Ага. Самый тиф был. От тифа помер. В этой самой больнице. Ага. Вот. То-то. А и потом, в войну, с немцами когда, с фашистами, тут опять госпиталь был. Это уж я видал. Хоронить-то негде было — кладбище — далёко, да и возить некому, и всех тута, прям, и хоронили, вон, в парке, под деревцами. Могилку выкопают и эдак-то схоронят. Ага... А сосед мой, слышь, Сережа, Василий-то Егорыч, помер ночью. Преставился, Царствие ему Небесное! (Крестится.)
Сережа тоже крестится.
И ведь на поправку вроде как пошел. Вставать было уж начал, ходить. В сортир, в умывальник там. А тут — раз!.. В сортир, слышь, ночью встал (я-то не сплю — болит шибко), встал, значит, сходил, облегчился, на койку-то прилег. Чтой-то мне, говорит, плохо. Полежал, полежал эдак-то, потом — нет, говорит, пойду, сестричку позову. Встал, да и упал. И все — враз помер. Ага. А ведь молодой еще. Медсестра прибежала, врач, на каталку-то его стали закидывать, а он уж все, кончился. Царствие Небесное! (Крестится.)
Сережа тоже крестится.
Вчерась раненых понавезли. Слыхать, двое тоже померли. Радио-то нет. Чего там делается? Не знаем ничего. Может, там уж и... К Василью-то Егорычу, покойнику, супруга приходила, так мы ее спрашиваем: что, мол, там делается, снаружи-то? А она: не знаю, говорит, не слыхать. Как же не слыхать, если в людей вон стреляют, убивают вон? То-то! Чего там опять? Радио-то нет. (Николаю.) Вас вчерась, ровно, положили? Чего там снаружи-то делается? А то сидим тут, как взаперти, как в тюрьме ровно...

НИКОЛАЙ. Я не знаю...

СОСЕД. У Сережи-то газеты все старые, а Василью-то Егорычу, покойнику, супружница газеты приносила, а я все одно читать не могу, не вижу, глаза болят, очки надо, а очков нету. Вот. Что там делается? Война там или чего? Радио-то нет...
Пауза.
Радио-то нет... (Сереже.) Ты мне, Сереженька, вот чего скажи: приходил он к тебе? Этот, как бишь его?..

СЕРЕЖА. Бабай. Вчера. Приходил. Я его боюсь. Он плохой. Злой. Он хочет, чтоб все умерли. Он дядю Славу забрал. И дяденьку, которого милиционеры сторожили. И которых раненых. Он — всех-всех! Они умерли все. Он его (показывает на Николая) тоже хотел забрать! Ночью. Я испугался. Я громко кричал.

Короткая пауза.
СОСЕД. Вон оно как, значит...

СЕРЕЖА. А меня он не может забрать. Бабушка мне сказала. Меня Боженька любит. Он меня не заберет! Меня скоро выпишут! Врач так сказал! Он так сказал!

СОСЕД. Ты, Сережа, ты вот чего... Ты не волнуйся. Волноваться, оно вредно. Ты лечись себе, выздоравливай. Ага. Может, Бог даст, все и обойдется... Плохо мне нынче ночью-то было. Страх! Пришла, думаю себе, смертушка моя. А и нету никого. Врач-то с медсестричкой с ранеными все. И страшно мне так! Вроде как она на кровать ко мне присела, и глядит на меня, ровно... И дышит!.. А я шелохнуться не могу! Страшно помирать. Ой, как страшно!.. (Помолчав.) А вон, гляди, обошлось. Живой пока... Ты, Сереженька, вот чего… тебе правду бабушка-то сказывала, ты — душа чистая, без греха. Бог тебя любит. Ничего тебе этот не сделает...

НИКОЛАЙ (Соседу). Извините... О ком вы говорите?

СОСЕД. Мы тут с Сереженькой разговариваем...
Пауза.
Мне итти надо. Процедуру мне надо принимать. Ага. Я, Сережа, пойду. Я зайду посля. Выздоравливай, главное. (Николаю.) И вам доброго здоровьица, не хворать... (Выходит.)
Пауза. Сережа улыбается.
НИКОЛАЙ. Чему ты улыбаешься?

СЕРЕЖА. Скоро суп принесут. Гороховый. И компот.

КАРТИНА 8
Полдень. Николай расхаживает по палате, зажимая бок, морщась. Сережа сидит на своей кровати, глядя на Николая, слушает, колупает гипс на ноге.
НИКОЛАЙ (продолжает говорить). ...это, наверное, половина, причем, думаю, большая половина, во всяком случае, наверняка лучшая... Лучшая половина жизни и — уже позади? Очень странно, правда? (Усмехается.) “Земную жизнь пройдя до половины, я очутился...” На больничной койке! В замызганной пижаме, в стоптанных казенных тапочках, в которых совсем недавно шлепал кто-то другой, который уже... “Утратив верный путь во тьме долины...” Утратив...

СЕРЕЖА. Скоро обед принесут. Суп гороховый. Картошку. И рыбу еще.

НИКОЛАЙ. Всегда казалось, что все только-только начинается. Понимаешь? Что все еще впереди. Еще ничего не поздно... Я почти привык, что совсем сопливые сосунки обгоняют меня... на своих иномарках. И еще из окна средний палец высовывают: мы тебя поимели. Они уже имеют эту жизнь как хотят! На пятки наступают, суки!.. Новое поколение! А я – аутсайд! Я не хочу заниматься рекламной политикой банка! Я хочу играть в шахматы. Просто — жить. Жить... Зачем я тебе это все говорю? (Морщится от боли.)

СЕРЕЖА. Болит? Да?

НИКОЛАЙ (не сразу). Больно... Ты знаешь, что такое боль? Зачем она? За что?..
Пауза.
Мне было шесть лет. Или семь. Я заболел. Грипп какой-то ужасный. Температура до сорока одного подскакивала. А над кроватью висел ковер, в комнате, над моей кроватью. Огромный, темно-красный такой ковер, с желтым и с черным. Узоры, петельки всякие... непонятные. И мне казалось... Мне казалось, что за ковром, живут маленькие, страшные, злые человечки. Уродцы. Очень маленькие, очень страшные, злые. У них были желтые глаза. Они светились в темноте. Мне казалось... что они хотят, чтобы я умер. Они не разговаривали, выползали из ковра, из узоров, из петелек и смотрели своими желтыми глазами... Я плакал, помню. Рыдал. И жутко было так! Мне казалось... Может, мне не казалось?.. Ковер сняли , свернули, поставили в угол. Потому что я кричал, плакал, рыдал. Лет семь мне было... Я, вообще, часто болел в детстве...

СЕРЕЖА. А у него глаза желтые.

Пауза. Входит Медсестра, толкая перед собой каталку, на которой кастрюли, тарелки.
МЕДСЕСТРА. Обед! Суп гороховый! Картошка с рыбой!
Николай и Сережа смотрят друг на друга.
Вы чего? В гляделки играем? Что вылупились друг на друга? Есть будете? Трехнулись оба, да?


КАРТИНА 9
Николай один. Он смотрит на шахматную доску, делает ход, передумав, возвращает фигуру на место. Встает с кровати, прохаживается по палате.

Входит Сережа, следом Врач, Медсестра.
ВРАЧ (бодро). Добрый денечек! Как себя ощущаете?

НИКОЛАЙ. Вашими молитвами как костылями подпираемся.

ВРАЧ (смеется).Чуд-нень-ко! (Сереже) Ну-с, а ты как? Не болит? (Медсестре.) Запиши ему все анализы повторно, солнце мое.

МЕДСЕСТРА. Ему только вот все делали, здоров он, как слон, — пахать можно! Что вы его тут держите?

ВРАЧ (Николаю). У вас, не ошибаюсь если, кровушка третьей группы? Вот и прелестно! Давайте-ка ложитесь, снимайте пижамку.
В продолжение следующего диалога Врач совершает с Николаем различные манипуляции: мнет ему живот, смотрит глазные яблоки, заглядывает в рот, щупает пульс и прочее.
(Медсестре.) У него все анализы готовы? (Берет у Медсестры больничную карту, просматривает.) Замечательно! Так что болит? Где?

НИКОЛАЙ. Здесь. (Тычет рукой себе в бок.) И тут. (Указывает на грудь.) Везде!

ВРАЧ. Пре-лестно! Слабость часто ощущаете? Вялость? Быстро устаете? Плохо спите?

НИКОЛАЙ. Да.

ВРАЧ. Отсутствие аппетита? Раздражительны?

НИКОЛАЙ. Да!

ВРАЧ. Наркотики употребляете? Алкоголем злоупотребляете?

НИКОЛАЙ. Что значит “злоупотребляете”?

ВРАЧ. Злоупотреблять, значит — употреблять во зло. Много курите? Так? Ведете нездоровый образ жизни, одним словом? А? (Хихикает.)

НИКОЛАЙ. Последнее время... что-то со мной происходит... не то. Действительно: вялость, слабость, разочарованность...

ВРАЧ. Что, простите?

НИКОЛАЙ. Разочарованность. В себе. Во всем...

ВРАЧ. Что еще?

НИКОЛАЙ. Тошно.

ВРАЧ. Пре-лестно! Так. (Медсестре.) Кровь, мочу — повторно. И еще кардиограммку и УЗИ. (Николаю.) Скажите, а не было у вас каких-нибудь травм! Ушибов? Чего-нибудь в этом роде?

НИКОЛАЙ. Избили меня. Пару месяцев назад. Сильно.

ВРАЧ. Замечательно! Что ж, это проясняет...
Скребущий звук.
НИКОЛАЙ. Тсс-с! Вы слышали? Звук?

ВРАЧ. Что, простите?

НИКОЛАЙ. Звук! Слышали?! Мерзкий звук: будто пенопластом по стеклу?

МЕДСЕСТРА. Я ж говорю: он не по адресу лежит.

НИКОЛАЙ (Сереже). Ты — слышал?!
Сережа не отвечает. Небольшая пауза.
МЕДСЕСТРА (Врачу). Мы еще долго тут торчать будем? У вас других больных нет? (Выходит.)
Короткая пауза.
ВРАЧ. У меня есть приятель. У него смешная была фамилия: Непочатый. Он проктолог заме-чательный. Взял он фамилию жены. Стал Вася Зильберштейн. Ухали они с женой в Израиль. Кто бы мог подумать? Обрыдал мне всю жилетку, когда уезжал. А потом получаю от него письмецо. Из Америки! Он там устроился, работает в какой-то клинике, грин-карт ждет, дом купил и все такое... (Усмехается.) Кто бы мог подумать?.. Нам зарплату два месяца не платили. И два месяца тому он возвращается, но не так просто, а по контракту и все такое... Ему дают корпус в новом Медцентре, только-только открыли который. И чем, думаете, он собирается там заниматься?! Пластической хирургией! Вася Непочатый! Проктолог! Кто бы мог подумать! Заме-чательно! (Выходит.)
Скребущий звук.

КАРТИНА 10
День. Сережа один. Он сидит на кровати, смотрит в окно.
СЕРЕЖА. Добрый Боженька! Сделай так, чтоб он не приходил. Я его боюсь. Бабушка сказала, что нужно тебя сильно хорошо попросить только. Ты добрый ведь? Правда, ведь? Он хочет, чтоб все умерли. Он злой. Плохой!
Хохоток.
Возьми меня к себе. Бабушка сказала, что там хорошо. Где Ты. И она где теперь. Я к ней хочу. Я буду слушаться. И плохие слова не буду говорить. И курить еще. Только пусть будет Новый год сначала. Он кончится, и Ты меня возьмешь. И чтоб он больше не приходил и никого не забирал...
Хохоток.
Пожалуйста!
Входит Николай.
НИКОЛАЙ. Какой тут туалет ужасный. Вода на полу по щиколотку. Что? Скоро полдник принесут?

СЕРЕЖА. Боюсь.

НИКОЛАЙ. Чего?

СЕРЕЖА. Он придет. Заберет. Тебе лицо одеялом накроют.

Пауза.
НИКОЛАЙ (мечется по палате). Прекрати! Прекрати каркать! Придурок! Олигофрен чертов! Что я плохого тебе сделал?! Что?!! Почему ты смерти мне желаешь? Почему?! Я не хочу! Что со мной?!!
Хохоток.
Что это? Кто здесь?! (Сереже.) Кто это?! Почему?! Перестаньте!
Хохот.
СЕРЕЖА. Уходи! Уходи! Уходи!

НИКОЛАЙ. Заткнись!! (Накрывает голову подушкой.)

Вдруг тело его начинает содрогаться на кровати, словно кто-то душит его подушкой.
СЕРЕЖА. Уходи!! (Встает , сдергивает подушку с лица Николая.)
Скрежет, похожий на скрежет зубов. Потом тишина.
НИКОЛАЙ (судорожно глотает ртом воздух). Что... это было? Что?!. Господи!
Сережа дрожит, поскуливает. Входит Медсестра.
НИКОЛАЙ (хрипит). Сестра!

Медсестра. Чего опять? Что стряслось? (Сереже.) Опять ты?

НИКОЛАЙ. Сестра!.. Плохо! Мне... Он приходил!.. Сестра!

Медсестра. Братик, твою мать! Где тебе плохо? В каком месте? (Сереже.) Чего буркалы свои вылупил глупые — пень с глазами?!

НИКОЛАЙ (шепотом). Он существует... Он приходил... запах... я чувствовал... смерти... Я не хочу!

МЕДСЕСТРА (ласково). Успокойся. Ложись. Ну-ка! (Укладывает Николая, укрывает одеялом.) Вот так. Молодец. Все в порядке теперь. Укол сделать? Сейчас. (Хочет выйти.)

НИКОЛАЙ. Не уходи! Подожди! Страшно...

МЕДСЕСТРА. Какие вы все мужики слабые! Как вы любите, чтоб вас нянчили. До седых волос доживут, а все титьки просят. У всех, главное, одна песня. На жалость все... Эх! Мужики — сволочи; бабы – дуры, счастье — в труде!

НИКОЛАЙ. Что со мной? Больно...

МЕДСЕСТРА. Мне тоже больно было. Вот тут. (Показывает.) А потом — раз — и все! В один прекрасный день. Семнадцатого января. Ребенок у меня умер. Родилась — и... Я слышала, как она кричала. Они мне сказали. что она мертвая была. Они сказали, что мне от наркоза... показалось. Я — слышала! Я хорошо, отчетливо, я очень хорошо...
Пауза.
Поцелуй меня. Быстро! Ну! (Сама наклоняется и целует Николая.)
Во время поцелуя Сережа тихонько выходит. Пауза.
Полегчало? (Гладит его по волосам.) Губы у тебя нежные такие... сладкие... отзывчивые... (Другим тоном.) Ну что? Укол-то делать, что ли?
Пауза.
А где этот? В туалет пошел? “Бычки” собирать? (Передразнивает Сережу.) “Кто курит — того в гроб заколотят!” Он тут самый здоровый из всех, персонал включая.

НИКОЛАЙ. А родные у него есть?

МЕДСЕСТРА. С бабкой он, говорят, жил. В частном доме. Что-то у них с печкой, с тягой что ли?.. Он то ли заслонку какую задвинул, то ли что? — не знаю, врать не буду. Одним словом бабка угорела, насмерть, а это чудило жив-здоров. Ни бельмеса ему не приключилось. Укол-то делать или перетопчешься?

НИКОЛАЙ. Поцелуй меня.

МЕДСЕСТРА. У меня больных — тридцать человек. Если каждый попросит — мне каждого?
В палату вваливается Сережа, рыдая, падает на постель.
СЕРЕЖА (сквозь рыдания). Дедушка Федор!.. Он его забрал!
Медсестра выходит.
(Плачет.) Он — умер!
Короткая пауза.
НИКОЛАЙ. И кто следующий?

Картина 11
Николай сидит перед шахматной доской. Сережа лежит на своей кровати.
НИКОЛАЙ. А вот эта фигура называется “ферзь”... Ты смотришь? Эта фигура может двигаться куда хочет. Как хочет... Вот так. (Показывает.) А это — король. Он ходит только на одну клетку. Вот так. (Показывает.) Я тебе уже говорил. Как эта фигура называется?

СЕРЕЖА. Лошадь? Да?

НИКОЛАЙ. Конь.

СЕРЕЖА. Конь.

НИКОЛАЙ. Попробуем? Сыграть? Твои белые. Ты ходишь первым. Давай.

СЕРЕЖА. Я умею?

Пауза. Сережа делает ход.
НИКОЛАЙ (ходит). А когда ты с бабушкой жил... Ходи. Там у вас в доме... Печка не работала?

СЕРЕЖА (ходит). Там в трубе было... кирпич... там упал. Труба потому что старая. И заслонка еще. Она застряла... И стал газ. Пожарник сказал. Ржавая потому что. И стал дым. Я задохнулся. Мне плохо стало… А бабушку Боженька взял к себе на небо.

НИКОЛАЙ. Ходи.

СЕРЕЖА. Там кирпич в трубе упал. Он так сказал. Пожарник.

НИКОЛАЙ. Твой ход. Ты — закрыл? Заслонку?

СЕРЕЖА. Ржавая...

НИКОЛАЙ. Помог бабке на небо взобраться?.. Тебе мат.
Входит Врач.
ВРАЧ. Опять я. Не надоел? Вот и чуд-нень-ко. Ну-с? Как?

НИКОЛАЙ. Никак.

ВРАЧ (присаживается на кровать Николая). Раненых опять привезли. Вы в курсе, что там творится?
Пауза.
У нас тут был больной, в одиннадцатой лежал... У него не было ног, одной руки, а на единственной руке оставалось три пальца. Обрубок с одной трехпалой рукой. Гангрена. Он был весь в пролежнях, раны не заживали, каждые шесть часов ему кололи “омнапон”, но он, естественно, не выдерживал, пил водку через трубочку, глушил боль. Он кричал, дико кричал! Как он цеплялся за свою кошмарную жизнь... Думаю, если бы ему предложили эвтаназию — он бы отказался.

НИКОЛАЙ. Зачем вы мне все это говорите?

ВРАЧ. Вы хотите жить?
Небольшая пауза.
Все достаточно серьезно. Вам нужна пересадка почки. Вы говорили с вашей женой? Вам нужен донор. Мы можем вам помочь. Это сложно. Не буду скрывать. И дорого... Но, с другой стороны, нигде больше так быстро вам не смогут помочь. Понимаете? У нас — опыт, квалификация, возможности... Главное — время. Время — жизнь. В большинстве случаев подобные операции проходят вполне удачно. Конечно, мы не дадим вам стопроцентных гарантий, но есть основания надеяться, что все будет чуд-нень-ко. Вы разговаривали с женой?.. Вы понимаете, что это не вполне... официально... Мы берем на себя определенный риск. И поэтому, и в связи со сложностью, с уникальностью, можно сказать — это дорого. Вы хотите жить?

НИКОЛАЙ (не сразу). Не знаю.

ВРАЧ. Что, простите?
Пауза.
НИКОЛАЙ. Донор... Донор, в смысле — труп? Мертвец? Вы возьмете у него почку... и пресадите мне?

ВРАЧ. Вас не должно заботить, что и как мы возьмем. Вас должно беспокоить ваше здоровье. Ваше будущее.

НИКОЛАЙ. А если я откажусь... Я умру?

ВРАЧ. Это уникальный шанс. В сущности, у вас нет выбора.

Пауза. Издевательский хохоток.
НИКОЛАЙ. Вы слышали?

ВРАЧ. Что, простите?

НИКОЛАЙ. Смех… Ощущение, что границы реальности размываются... У меня нет денег.

ВРАЧ. Насколько я понял, финансовой стороной... занимается ваша жена...

НИКОЛАЙ. Она не жена.
Короткая пауза.
СЕРЕЖА. А я иголочку съел!

ВРАЧ. Что?!

Совсем короткая пауза.
СЕРЕЖА. Я иголочку съел. (Улыбается.)

Врач (вскакивает, устремляется к двери, кричит в коридор). Скорее! Каталку в девятую! Срочно! Рентген! Пусть операционную готовят! Быстро!

СЕРЕЖА. Проглотил. Иголочку.

ВРАЧ. Ничего! Все будет чуд-нень-ко! (Сереже.) Ляг! Где-нибудь болит? Где ты иголку взял?! Где?! Ненормальный!
Медсестра вкатывает каталку.
Ложись на каталку! Быстро! Давно ты ее?!. Быстро!
Сережа медленно перебирается с кровати на каталку. Врач и Медсестра выкатывают каталку с Сережей в коридор.
НИКОЛАЙ. И кто следующий?.. “Есть две страны, одна — больница. Другая – кладбище… Меж них – печальных сосен вереница…”
Хохоток.


ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Картина 12
Ночь. По пустому больничному коридору, освещенному неживым светом флуоресцентных ламп катится, громыхая, каталка, с телом, накрытым короткой простыней, из-под которой торчат босые ступни.

Картина 13
Утро. Сережа лежит, укрывшись с головой одеялом. Николай сидит скорчившись на кровати, тупо уставившись на шахматную доску и слегка покачиваясь из стороны в сторону.

Входит Александра. В руках у нее объемная сумка и маленький телевизор.
АЛЕКСАНДРА. Здравствуй! (Улыбается своей напряженной улыбкой.)

НИКОЛАЙ (прижимает палец к губам). Т-сс! (Шепотом.) Ти-хо! Он спит. Спит.

АЛЕКСАНДРА (переходя на шепот). Как ты? Болит? (Глядя на Сережу.) Ему не пора вставать?

НИКОЛАЙ. Тс-сс! Он съел иголку. Иголку! Проглотил!

АЛЕКСАНДРА. Иголку?.. Ненормальный!

НИКОЛАЙ. И всю ночь ее из него доставали. (Хихикнул.) Безрезультатно. (Давится смехом.) А она сама...

АЛЕКСАНДРА. Какой ужас! Фу! Боже мой!
Короткая пауза.
Как ты?

НИКОЛАЙ. Чуд-нень-ко!

АЛЕКСАНДРА. Ты все знаешь? Я принесла тебе паровые котлеты. Они еще горячие. Тебе можно паровые котлеты? Телевизор... Болит? Я вижу. Что ты решил?

НИКОЛАЙ. Разве я что-то... Решаешь ты. И Господь Бог. Ты и Он все решаете за меня... Сколько это стоит? Это — незаконно?

АЛЕКСАНДРА. Не нервничай. Я не люблю, когда ты такой. Я люблю тебя. Я должна была что-то делать. Я не могла просто смотреть... Ты будешь здоров.
Пауза.
НИКОЛАЙ (шепотом). Границы реальности размываются... Я поймал себя на одной мысли. Я не представляю себе будущее. Не могу представить, что будет через месяц. Через день. Помню, раньше я представлял: будет то-то и то-то.

АЛЕКСАНДРА. Что с тобой? Тебе плохо? Что?

НИКОЛАЙ. Если он придет — я буду следующий. Я! Ему нужна жертва. Плоть. Душа. Он ненасытный. Ему нужен я. Я. Я — умру.

АЛЕКСАНДРА. Я не понимаю?! Кто — придет? Кто?

НИКОЛАЙ. Мне накроют лицо простыней. Положат на каталку. Мои босые ступни будут торчать...

АЛЕКСАНДРА. Перестань! Ты говоришь ужасные вещи!

НИКОЛАЙ. ...из-под короткой простыни...
Сережа садится на кровати.
СЕРЕЖА (Александре). Здравствуйте!

АЛЕКСАНДРА (Николаю, взволнованно, нервно улыбается). Ты в таком состоянии... НИКОЛАЙ. Тебе пора идти. Скоро принесут полдник. Кисель. А потом будет “мертвый час”. Час смерти. Все будут спать и умирать во сне. Кто много спит, тот быстрей выздоравливает.

СЕРЕЖА (Александре). Здравствуйте!

НИКОЛАЙ. Меня нужно было в Тамашево... В психушку. Отвези меня туда...

АЛЕКСАНДРА. Что мне делать?.. Тебе помогут здесь! Я договорилась. Пересадку можно ждать годы! Я все сделаю! Тебя переведут в одноместную палату... Ты будешь здоров! Я люблю тебя! (Обнимает Николая.)

СЕРЕЖА (Александре). А ты тоже его будешь ртом целовать, как медсестра?

АЛЕКСАНДРА. Что? (Николаю.) Что он сказал?

НИКОЛАЙ. Я умру!

АЛЕКСАНДРА (Сереже). Что ты сказал? Что — “ртом”? Что ты сказал, ненормальный?! Что?! (Тормошит Сережу.)
Входит Медсестра.
Медсестра. Температуру будем мерить? (Александре.) А вас кто пустил? Почему без халата?! У нас карантин кругом! У вас пропуск есть? Посетителям — нельзя!

АЛЕКСАНДРА. Это — она?!

Медсестра (Николаю). Температуру будем мерить? (Александре.) А вас на выход попрошу. Нельзя посетителям! Карантин!

АЛЕКСАНДРА. Убирайтесь вон!

МЕДСЕСТРА. Вы — мне?!

АЛЕКСАНДРА. Вон!

МЕДСЕСТРА. Ты больная? (Николаю.) Она — больная? Закрой пасть, дура. Здесь больница кругом! Почему без халата?! Сама пошла отсюда!

АЛЕКСАНДРА (Николаю, продолжает улыбаться; улыбка словно приклеилась к ее лицу). Ты... Всегда! Всегда находил себе каких-нибудь поблядешек!.. Даже здесь! Ты...

НИКОЛАЙ. Я устал! Тебя слишком много. Я устал. От твоей улыбки. От твоего внимания. Ты хвасталась мной, словно серьгами с бриллиантами. Я устал от тебя. Я очень тебя прошу: перестань улыбаться!

АЛЕКСАНДРА. Ты! Ты — умрешь! Умрешь!

МЕДСЕСТРА (дает пощечину Александре). Халат надень! Дура! Добрей надо быть, блядь, добрей!

Пауза. Александра медленно надевает халат, потом быстро выходит.

КАРТИНА 14
День. Николай сидит на кровати, отрешенно смотрит в пол. Он слегка покачивается из стороны в сторону. Сережа наблюдает за ним и постепенно тоже начинает покачиваться. Некоторое время оба они покачиваются из стороны в сторону, в такт, молча.
СЕРЕЖА. Жила-была тетенька. Она была хорошая. И у нее родилось дите. А потом стала ночь. И стало темно. И стали стучать громко в дверь. И она испугалась. Тетенька испугалась.
Николай перестал качаться, слушает.
Она стала открывать дверь. И когда открылась, там стоял — такой! Страшный! Такой! Он был черный. Глаза были черные. И волосы. И тоже зубы черные... И потом стала ему говорить, чтоб он уходил! Стала она бояться потому что. Он страшный был потому что. Он показал на дите рукой. А еще рука у него была черная тоже. И пальцы черные... такие. И он ушел потом. И она стала про него думать.. И она потом сказала, что это сам Смерть приходил... Я забыл... Я забыл потом как...

НИКОЛАЙ. Ты это в интернате?.. Фольклор?

СЕРЕЖА. Я забыл потом как...

НИКОЛАЙ. Как ты говоришь, что она сказала, кто приходил?

СЕРЕЖА. Она сказала: это сам Смерть приходил.
Небольшая пауза.
НИКОЛАЙ. Смерть? В некоторых европейских культурных традициях Смерть — мужчина.
Входит Медсестра.
МЕДСЕСТРА. Температуру будем мерить?

НИКОЛАЙ. У меня уже нет никакой температуры.

СЕРЕЖА. Я — хочу!

МЕДСЕСТРА. А эта, которая к тебе приходила... Она тебе кто? Годков-то ей сколько? Климакс у ней? Разоралась тут. Тут больные кругом! Это ее “мерседес” длинный такой, черный?..

НИКОЛАЙ. Как катафалк.

МЕДСЕСТРА. Ее? Она кто вообще? Бизнес-вумен? Угадала?

СЕРЕЖА. Хочу! Температуру мерить!

МЕДСЕСТРА (Сереже). А тебе я вообще градусник не дам больше! Ты мне уже два градусника расколошматил. Его после тебя в хлорке держать надо.

НИКОЛАЙ. Я правда умру?

СЕРЕЖА (упрямо-капризно). Хочу! Температуру!

МЕДСЕСТРА. Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет! (Дает Сереже градусник.)

НИКОЛАЙ. Острая почечная недостаточность. Сочетание звуков. Букв. С таким же успехом могло быть что-то еще... Почему сердце болит?

Пауза.
МЕДСЕСТРА. Когда я свою девочку хоронила... Она лежала в таком маленьком-маленьком желтом гробике. Маленький-маленький гробик. Я сама ее несла. Мне говорили, что нельзя. Нельзя близким нести гроб. Я никому не отдала! Она в нем лежала, как в коробочке. Как кукла... Я даже не знаю, какого цвета у ней были глаза. У таких детей маленьких еще цвет глаз нельзя определить. И все было как понарошку, не взаправду. И почему-то было полно детей. Они устали, домой хотели. Гулять, есть, спать, жить... Плакали. Потом ехали в “рафике” на кладбище. Я ее на руках держала. Гроб держала на коленках. Вырыли такую маленькую могилку. Очень глубокую. Когда стали засыпать... мне вот тут (показывает) так больно! Так больно!

СЕРЕЖА. А там — сердце? Да же?

МЕДСЕСТРА. Душа... вся душа у меня — сгнила! (Выходит.)
Пауза.
НИКОЛАЙ. Скоро принесут полдник. Мне накроют лицо простыней. И босые ноги будут торчать... он — Смерть. Меня не будет. Не будет.

СЕРЕЖА. Почему она плакала?

НИКОЛАЙ. Ей больно.

СЕРЕЖА. Вот тут? (Трогает свою грудь.) А что — там?

НИКОЛАЙ. Душа.

СЕРЕЖА. А у меня? Ду-ша... И у тебя, да? Болит? Ду-ша.

Пауза.
НИКОЛАЙ (Сереже). Что ты об этом обо всем думаешь?!.. Я не виноват, что ты родился таким. Я не виноват, что ты олигофрен! Почему он не может тебя забрать?!
Пауза.
Почему ты не сдохнешь?! А? Зачем тебе жить? Кому нужна твоя жизнь? Зачем ты живешь? Только мешаешь всем. Почему он не может тебя забрать?!! Меня — может, а тебя... Имбецил!
Хохоток.

КАРТИНА 15
Александра стоит на коленях перед кроватью Николая. Николай лежит. Сережа сидит на своей кровати, глядя на Александру.
НИКОЛАЙ. “Мне мама в детстве выколола глазки,

Чтоб я в шкафу варенье не нашел.

С тех пор я не хожу в кино...

АЛЕКСАНДРА. Ты должен меня простить!

НИКОЛАЙ. ...и не читаю сказки...