В.И. Чекалин

Тверской государственный университет

Миниочерк “второй истории” (женщина и общество)

“Второй историей” начинает называться история женской поло­ви­ны человеческого рода. “Первая история” – это мужская исто­рия, которая вошла в мифы, легенды, исторические памятники, учебные пособия. Женская же история оказалась почти безымян­ной и молча­ливой. И если “первая история” связана с макросоциу­мом, то “вторая” более заметна в микросоциуме. Но эти две “истории” разви­вались, то переплетаясь, то двигаясь параллельно, то стимулируя друг друга, а временами противостояли. Взаимодей­ствуя, две половины человеческого рода обеспечивали его прогресс и совершенствование, рождая великие творения мысли и чувств.

Обращаясь к общей человеческой истории, мы обнаруживаем противоречия, несуразности и парадоксы во взаимоотношениях женщин и мужчин.

Аборигены Австралии в далёком прошлом имели разделение труда по признакам пола: занятия женщин – собирательство, муж­чин – охота и рыболовство. Мужчины у избранной в качестве жены женщи­ны вместо объяснения в любви спрашивали: “Хочешь ли ты для меня собирать пищу?” У мужчин имелись отдельные хижины, куда не было доступа женщинам. А женщины “создали” общий язык для сохране­ния своих тайн, который не понимали мужчины. У других племён Океании существовали и женские дома. Женщина племени дакота (Полинезия) в пылу гнева говорила соседке: “Бесстыжая женщина! Я видела, как твой муж нёс в дом дрова, чтобы развести огонь. Где же была его жена, что он сам должен был превратиться в женщину!”ⁱ

В племенах, занимающихся земледелием, женщины пользова­лись особым уважением. “Уже давно было высказано мнение, что изобретательницей земледелия была женщина, – отмечает М.О.Косвен, – По всей видимости, земледелие развивалось непо­средственно из собирательства, ставшего, как мы знаем, специаль­ной отраслью женского труда”ⁱⁱ. При мотыжной обработке земли на долю женщин приходилась самая тяжёлая работа. “Для туземцев, – писал Миклу­хо-Маклай, – женщины более необходимы, чем в нашем циви­лизованном мире. У туземцев женщины более работают для мужчин, а у нас наоборот”ⁱⁱⁱ. Та же норма действовала и на дру­гой стороне земного шара. “Если девушка плохая работница, – пи­шет Ф.Нансен об эскимосах, – то она ни в коем случае не может рассчитывать на замужество”^iv. Идеальный образ жены —пример­ной работницы вошёл и в фольклор: “Настоящую женщину надо ему, – говорится в одной из песен африканского племени Фульбех, – ту, что умеет быстро навьючить вязанку на спину быка”^v.

В Африке даже в XIX в. можно было встретить женщин-вождей племён. Вот эпизод встречи Д.Ливингстона с женщиной-вождём племени макололо Нямоаной. Разговор с ней полагалось вести с помощью двух посредников. Ливингстон говорил своему посредни­ку о цели посещения Земли Нямоаны, а тот передавал его слова по­среднику со стороны вождя, этот же посредник говорил мужу во­ждя, а муж – жене, а затем жена-вождь сообщала ответ своему мужу и т.д. Гораздо богаче впечатлениями было пребывание Ливин­гстона в гостях у женщины-вождя Маненко из племени ба­лонда. “Маненко была высо­кая, стройная женщина лет двадцати, – пишет Ливингстон. – Всё её тело намазано для защиты от непогоды жиром, смешанным с красной охрой … иначе она, как и большин­ство дам из племени балонда, была бы в состоянии полной наго­ты…”^vi Но вот Маненко набросилась на друзей Ливингстона: “Употребляя при этом самые отборные выражения, – замечает он, – не оставившие у нас ни малейшего сомнения в том, что она была со­вершеннейшим образом сварливая баба…”^vii. Случилось так, что Маненко не выполнила свои обещания отправить в назначенный день багаж Ливингстона, и раздосадованный Ливингстон решил отправить его сам, “как вдруг она, положив руку мне на плечо, – вспоминает Ливингстон, – взглянув на меня нежным взором, сказа­ла мне: “Ну, мой одинокий, мужественный человек, поступи и ты так же, как сделали все остальные! (т.е. согласись ждать. – В.Ч.). Чувство досады у меня, конечно, сразу исчезло и я ушёл на охоту…”^viii.

По-другому складывалась “вторая история” в цивилизованных странах Европы, начиная с античности. В Древней Греции женщи­ны-богини – Афина-Паллада, Артемида и другие, – играли власт­ную роль и имели значительное влияние на её жизнь только в ми­фах. Что же касается “земных” гречанок, то их удел был намного скромнее. “Мы имеем гетер для душевных наслаждений, – говорил Демосфен, – прелестниц для чувственных ласк, а жён для поддержа­ния нашего рода и хозяйства”^ix. В Древней Греции на гробницах хозяек дома изобра­жались сова, узда и веник: символы бдительности, молчаливости и экономии. Муж мог неугодную жену продать в рабст­во. И в то же время отдельным земным женщинам приписывалась боже­ственная мудрость, а именно женщинам-ораку­лам. Сократ набирался ума в беседах с гетерой Феопомией, она же будто бы была и советницей Перикла.

В Древней Греции было рождено немало изречений, ограничивав­ших социальные функции женщины и унижавших её человеческое достоинство. “Деторождение – вот главная задача и назначение свободной женщины” (Ликург). “Задача женщины – воспитание детей и ведение хозяйства!” (Фенелон). “Женщина – прекрасней­ший недостаток природы” (Аристотель).

В Древнем Риме женщины начинают играть более активную со­циальную роль, особенно матроны. В честь замужних женщин 1 марта устанавливался праздник – Матроналий. У матрон возникает потребность быть если не советчицей в общественной деятельности мужа, то хотя бы поверенной. Порция, жена Брута, заметив, что муж скрывает от неё какую-то тайну, говорит ему: ”Брут, я – дочь Катона, и вошла к тебе в дом не как наложница, не для того, чтобы делить с тобой ложе и стол, но чтобы участвовать во всех твоих радо­стях и несчастьях. В семейной жизни нашей ты показал себя безу­пречным мужем; но я, с своей стороны, чем могу доказать тебе свою привязанность, если мне недозволено будет переносить вместе с тобой тайные твои страдания и быть поверенной твоих сокровен­ных дум”^x.

В древнерусских мифах почитается женское божество Лада – по­кро­вительница порядка, особенно супружеского лада, в былинах помимо трёх богатырей, защитников земли русской, встречаются в той же роли богатырши (Настасья Микулична).

Однако цивилизация усилила бесправие и угнетённость женской поло­вины человеческого рода. И как протест – появление легенд и мифов о существовании женско-однородных государств воинствен­ных амазонок^xi, которые возникали в результате восстания жен­щин про­тив своего рабства, за возвращение к первобытному равен­ству. Может показаться странным, но в наше время появляются ре­ально как воин­ственные, так и мирные амазонки: в болотистых джунглях Новой Гвинеи совсем недавно обнаружено воинственное поселение женщин, не терпящих мужчин. О причинах его образова­ния существует лишь предположение: в одном из племён папуасов унижение и угнетение женщин превзошло все пределы, и женщины покинули это племя. Более всего необычно то, что в США, экономически и технически про­цветающем государстве, появилась колония “амазонок”. В 1972 г. не­сколько мельбурнских, разумеется, небедных женщин сложились и купили 410 гектаров лесного участка (позднее ещё прикупили земли) на северном побе­режье штата Новый Южный Уэльс. Женщины сами построили дома и занялись огородничеством без использования техни­ки. Главная “рабочая сила” – лошади, женские руки и женский ум. Женщины хорошо владеют верховой ездой и не допускают мужчин на свою территорию. Во имя чего создана эта колония? Как протест про­тив мужского шовинизма в США, как доказательство, что женщины могут создавать всё то, что создают мужчины. Все дела коммуны реша­ются на общем ежемесячном собрании. Сейчас здесь 50 обитательниц, а временами их коммуна возрастает до несколь­ких сотен – приезжа­ют женщины отдохнуть от мира, где “властвуют мужчины”. Так далё­кое прошлое соединяется с на­стоящим.

По раскладу эпох мы подошли к средневековью. Здесь появляется просвет в положении женщин в основном из имущественного слоя, благодаря усилиям рыцарей-поэтов (трубадуров, труверов, минне­зингеров), воспевающих женскую красоту, любовь к женщине и поклонение ей. Женщина дворянского сословия могла стать наслед­ницей лена (земли) и распоряжаться своей судьбой. Следует отметить, что во все времена женщины творили свою “вторую исто­рию”, но не прямо, а через влиятельных в социально-политических сферах мужей, сыновей, братьев, отцов. В средневековых городах женщина после смерти мужа – владельца ремесленной мастерской становилась мастером и её хозяином и имела право взять в свой дом мужчину в качестве подмастерья.

На Руси женщина купеческого звания имела право самостоятель­но вести торговое дело. И ещё было на Руси несколько сфер, где женщина могла реализовать свои управленческие, социально-пси­хо­логические и художественные способности: это руководство жен­скими монастырями, благотворительными обществами, артеля­ми-мастерскими вышивальщиц и т.п.

Однако как самостоятельная социально-политическая сила жен­щи­ны показали себя в ходе Великой французской революции, вы­ступая под девизом: “Если женщина имеет право взойти на эшафот, то она должна иметь право взойти и на трибуну”. И женщины Франции обна­ружили уме­ние быть везде, где требовались их воля, талант, сме­лость в революцион­ной борьбе. “Женщины во время Революции, – пишет Э.Легуве, – проникли в политическую сферу, они захватили в ней массою и сохраняли в продолжение трёх лет мужские должно­сти…”^xii. Женщины “до­казали, что могут владеть и прялкой и шпагой”^xiii. Э.Легуве ставит вопрос, благоприятен ли был для них этот опыт. И отве­чает, что в основном неблагоприятен. Вмешатель­ство в политику “было или злополучно, или бесполезно, или смешно”^xiv. И далее: “женщины не созданы быть государственными людьми”^xv. “С каких пор дозволено отрекаться от своего пола”, – замечал и вопрошал Шо­метт. Однако все эти оценки поведения республиканок в ходе револю­ции слишком суровы. Все ошибались и вели себя не в соответствии с меняющимися обстоятельствами. (Кстати, пример республиканок был привлекателен и для наших женщин – участниц революции 1917 г.) Изданный в 1793 г. Париж­ским Конвентом декрет был не из мудрых: “Все клубы и все женские сходки, под каким бы названием они не были, воспрещают­ся”^xvi. В Парижской коммуне (1871 г.) тоже участвовали женщины, но они уже выражали не общеженский интерес, а узко­классовый.

В России социально-направленное женское движение складыва­лось с некоторым запаздыванием по сравнению с Западной Евро­пой. Лишь в декабре 1908 г. в Петербурге состоялся I Всероссий­ский съезд жен­щин, в основном среднего класса. (Несомненно важ­ными стимулами этого собрания женщин послужили такие потря­сающие события, как поражение России в русско-японской войне 1905 г. и революция 1905-1907 гг.) Собравшиеся на съезд женщи­ны нашли немало проблем для обсуждения и выработали требова­ния к государственной власти о пре­доставлении им гражданских прав, поскольку в России женщина не имела права быть свидетелем в суде, не имела права составить духов­ное завещание, не могла быть опекуном, не имела доступа к свобод­ным и промышленным профес­сиям, к медицинскому и юридическому образованию, не могла уча­ствовать в законодательной работе.

В первой четверти ХX в. женщины США и России добиваются по­литического равноправия. Следует отметить 1910 г., когда по реше­нию женщин-социалисток 8 марта был объявлен Международным женским днём. Но с самого начала этот праздник не стал общежен­ским праздником из-за его пролетарско-социалистического уклона. В марте 1917 г. Временное правительство приняло решение о все­общем избирательном праве, что вполне удовлетворяло интересы женщин России всех сословий, а после Октября 1917 г. женщины России были разделены на классово-привилегированных и классо­во-чуждых – с позиций пролетарских интересов. Осуждались браки мужчин-пролетариев с женщинами бывших сословий: дворянками, мещанками, купчихами, офицершами, генеральшами. Вместе с тем шло противопоставле­ние “чистых” и “нечистых”, имеющих “право голоса” и “лишенок”, и это разделение продолжалось почти 40 лет. Но вскоре произошёл но­вый “великий” раскол уже трудя­щихся женщин: образование колхозов, лишившее женщин-крестья­нок возможности иметь паспорт и права перемены места жительства. Трудно пережива­ли женщины-крестьянки лишение права на ведение частного едино­личного хозяйства. У М.Шолохова в “Поднятой целине” описывается “бабий бунт” в одной из донских станиц против создания сельхозарте­ли. Автор статьи, будучи учени­ком пятого класса, в марте 1931 г. ока­зался свидетелем вос­стания казачек станицы Мингрельской Абинско­го района Азово-Черноморского края, направленного на смену станич­ной власти и роспуск колхоза. Женщины-казачки, зачинщицы вос­стания, нача­ли сбор женщин с Западной части станицы, заходя в каж­дый двор; некоторых казачек приглашали, а иных “побуждали” при­соединить­ся к походу на административную площадь станицы. На площади собралось 1,5-2 тысячи казачек (и ни одного казака-муж­чи­ны). Одна группа казачек направилась смещать председателя стансо­вета (из казаков), вторая группа пошла “разгонять” правле­ние колхоза “Красный партизан”. Председателя колхоза Белоусова (из городских “двадцати­пяти­ты­­сяч­ников”) вывели “под ручки” из кабинета правле­ния, привели на мосток через речку Ерык, проте­кающую рядом с правлением, подняли на руки, раскачали и броси­ли через перила в мартовскую воду. Больше подобного насилия не применяли. Занятия в школе отменили. Женщины на общем кол­хозном дворе стали разби­рать бывших своих лошадей, сбрую, теле­ги, линейки, сельхозинвен­тарь. Были и такие казачки, которые не хотели “всё своё” забирать домой (около 20-25%), но женщины-во­жаки сами, вопреки желаниям хозяек, развозили это имущество по казачьим дворам.

Первая группа казачек, сместив председателя стансовета, остави­ла секретаря (им была молодая казачка) и образовала на площади каза­чий круг для выбора “атаманши”. Выбрали “атаманшу” и пе­реимено­вали секретаря в писаря при “атаманше”. Власть казачек в Мингрельской продержалась три дня. На четвёртый день приска­кавший из Краснодара кавалерийский эскадрон восстановил ста­рый порядок без кровопролития и жертв.

Казалось бы, Конституция 1936 г., объявленная как самая демо­крати­ческая в мире, уравнивала в политических правах всех жен­щин. Но фактически этого не произошло: первое место отводилось женщи­нам – членам партии, второе – беспартийным работницам физиче­ского труда. Кроме того, при выдвижении в качестве канди­дата в депу­таты местной власти, при продвижении по службе, при поступлении в техникумы и вузы учитывалось социальное происхо­ждение, а неглас­но – и отношение к религии. Несмотря на некото­рый прогресс в повы­шении равноправия женщин, они оставались социально-политиче­ским меньшинством в советском государстве. Для них при выборах в Советы народных депутатов различных уровней устанавливалась опре­делённая квота. При наборе женщин на должности служащих им, как правило, доставались должности рядовых сотрудников, в мень­шей мере – заместителей заведующих отделами, редко – заведую­щих отделами. Этот подбор женских кадров сохранялся и во время пере­стройки, да и теперь в условиях демократизации общества. Можно сказать, что в нынешнее время также продолжает действовать мужской шовинизм.

В современном мире есть прецедент – президентом республики Исландия в 1996 г. избрана Мэри Робинсон, которая успешно рабо­та­ла в этой должности и её выдающиеся управленческие спо­собно­сти были признаны политическим истеблишментом, об этом свиде­тельствует выдвижение её кандидатуры на должность генерального секретаря ООН. В должности премьер-министров уже было несколь­ко женщин: Индира Ганди, Гру Брутленд, Беназир Бхуто.

Почему же женщины России, составляющие большинство населе­ния и избирателей, по образованию не уступающие мужчинам, от­да­ют им власть над собой, на которую они по праву и по управлен­че­ским способностям могут успешно претендовать? Несколько при­чин, в ос­новном субъективного характера, объясняют эту парадок­сальную си­туацию: отсутствие осознания, потребности и воли раз­де­лить власть, прежде всего верховную, с мужчинами; женщины, рабо­тающие в средствах массовой информации, а их там немало, могли бы посодейст­вовать формированию сильного женского обще­ст­венного мнения о необходимости вхождения во власть. Кстати, при выборах в пятую государственную Думу в 1993 г. объе­динение “Женщины Рос­сии” завоевало около 40 депутатских манда­тов. Од­нако за два года ра­боты в Думе они не показали ни женского духа, ни интуиции, ни воли при решении не только женских вопро­сов, но и общих проблем, не су­мели оформиться как по-женски муд­рая фракция и чаще всего при обсу­ждении и принятии законов коле­ба­лись между фракцией комму­нистов и аграриев, за что и были нака­заны на выборах в шестую Госу­дарственную Думу: “Женщины Рос­сии” не смогли преодолеть пяти­процентный барьер. В чём же сла­бость женского движения? Образова­нию массового союза жен­щин России мешают стереотипы поведения и предрассудки, склады­вавшиеся веками: будто женщины не способны вести государствен­ную деятельность из-за того, что они слишком эмо­циональны, под­верже­ны длительным колебаниям между “да” и “нет” в процессе принятия ответственных решений, особенно в ко­роткие сроки.

С чего бы можно было начать объединение женщин?

— С образования группы солидарности по какому-то общему, мо­жет быть, бытовому интересу и совместным действиям по его реа­лизации;

— с осознания понимания скрытых причин реального неравенст­ва женщин, того, что оно по своей сути не случайность, не зигзаг жен­ской неудачи, а установленный мужчинами негласный поря­док, поддерживаемый исторически меняющимися государствен­ными системами;

— с перехода к организованным массовым действиям, подкреп­лён­ным пониманием, за выравнивание прав; нужна борьба в самых разных формах: публикации в газетах, листовки, телефон­ные бесе­ды, встречи – вначале, может быть, на квартирах, а потом в клубах;

— с использования депутатских возможностей в органах власти женскими группами (с привлечением сочувствующих мужчин), даже находящимися в меньшинстве, права на контроль за расходо­ва­нием финансовых и иных средств.

Казалось бы, у женщин всё есть, чтобы получить не менее одной трети депутатских мест. Реальный успех зависит от совокупности целого ряда факторов: завоевание женского общественного мнения, а также частично и мнения мужчин; достаточная финансо­вая поддержка для выдвижения кандидатами в депутаты от какой-либо организации (надёжнее – от авторитетной партии, в которой должна быть ак­тивная и целеустремлённая женская группа). Вне организа­ции, вне партии, без финансовой поддержки, без сочувствия средств массовой информации, без политической просвещённости и хотя бы небольшого опыта управленческой политической работы трудно достичь успеха.

Если бы профсоюзы здравоохранения, просвещения (в основном женские) сумели бы объединиться с профсоюзами лёгкой, пищевой промышленности, сферы услуг, тоже преимущественно женскими, то победа кандидатов в депутаты, мэры, губернаторы досталась бы женщинам.
ПРИМЕЧАНИЯ